У жизни, в которой не приходится терпеть долгих допросов, есть свои достоинства. В этом смысле Холдену прежде жилось не так уж плохо. Когда он вместе с остатками команды «Росинанта» соглашался дать показания, можно было догадаться, что речь пойдет не только об атаке Свободного флота на Землю. Как-никак, тем для беседы хватало. Главный инженер станции Тихо, оказавшийся агентом Марко Инароса, похищение и спасение Моники Стюарт, утрата образца протомолекулы, едва не удавшееся покушение на Фреда Джонсона. И это только у него. Наоми, Алексу и даже Амосу было что добавить от себя.
Только вот он не ожидал, что вопросники будут распространяться, подобно газу, занимая все доступное пространство. Уже не первую неделю он от двенадцати до шестнадцати часов в сутки обсуждал свою жизнь целиком и полностью. Имена и биографии каждого из восьми родителей. Школьные успехи. Неудачная карьера во флоте. Что ему известно о Наоми, об Алексе, о Фреде Джонсоне. Его отношения с АВП, с Дмитрием Хэвлоком, с детективом Миллером. Насчет последнего он сомневался даже после многих часов воспоминаний. Сидя перед следователем в ООН в тесной комнатушке, Холден старательно разбирал и раскладывал перед допросчиком свою жизнь.
Он натер мозоли на языке. Вопросы перескакивали взад и вперед, ходили по кругу, словно его пытались поймать на вранье. Они упирались в странные тупички: «Назовите имена людей, с которыми вы служили во флоте. Что вам известно о каждом из них?» – и застревали там неоправданно долго. Поначалу его допрашивали высокая светлокожая женщина с длинным серьезным лицом по фамилии Маркова и тучный коротышка по имени Гленндининг с одинаково шоколадной кожей и волосами. Они сменяли друг друга, напирая и наскакивая, нарочно обрывая на полуслове, чтоб довести до срыва и услышать, что он наговорит сгоряча, и тут же переходя к навязчиво дружескому тону.
Ему приносили то жирные размякшие сэндвичи, то свежайшую выпечку с вкуснейшим кофе. Свет то приглушали до почти полной темноты, то усиливали так, что слепило глаза. Они то прогуливались с ним прыгуче-шаркающей лунной походкой по портовым коридорам, то застревали в стальной коробке комнаты. Холдену казалось, будто его личную жизнь выскребли до корки, как лайм в самом дешевом баре. Останься в нем еще капля сока, выжали бы и ее. Легко забывалось, что эти люди – союзники, что он сам согласился отвечать. Не раз, свернувшись на койке после утомительного дня, Холден ловил в полусонном мозгу планы прорваться в арестованный корабль и сбежать.
Не легче становилось и от того, что зависшая в темном небе Земля медленно умирала. Бюро новостей большей частью передислоцировались на станции Лагранж и Луну, но несколько еще действовали на планете. У Холдена между допросами и сном оставалось немного времени смотреть новости, но и случайных обрывков хватало через край. Перенапряжение инфраструктуры, поражение экосистемы, химические изменения в океане и атмосфере. На перенаселенной Земле раньше проживало тридцать миллиардов человек, и только огромная техническая сеть спасала их от голода и жажды, не позволяла утонуть в отходах. Треть населения, по оценкам пессимистов, уже погибла. Холден поймал несколько секунд дискуссии о связи изменений атмосферы над Западной Европой с уровнем смертности. По содержанию метана и трупных ядов в воздухе можно было предположить, сколько тел гниет в разрушенных городах. Понять масштаб катастрофы.
Отключая новости, он чувствовал себя виноватым. Мог бы, по крайней мере, посмотреть. Поприсутствовать при гибели экосферы, выносившей его, его семью и всех остальных не так уж много поколений назад. Земля заслужила внимание зрителей. Но он насквозь устал и боялся. Даже отключив новости, заснуть не мог.
Не все новости были плохими. К Холдену пробилось сообщение от матери Элис, что их ферма в Монтане, хоть и сильно пострадала, еще может прокормить его родителей. Она даже давала кое-какие излишки – в помощь спасательной миссии в Боземане. А облака песка с пеплом оседали и, отравляя океаны, позволяли все новым кораблям нырнуть в гравитационный колодец с гуманитарной помощью – и улететь обратно с беженцами.