Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность - страница 16
Аллейн умолк, но капитан Баннерман явно ждал продолжения.
— Ну и похоже на то, ваш матрос, дежуривший у трапа вчера, слышал, как кто-то поет в тумане. «Очень странным голосом» — так он выразился. А это может означать что угодно. Или же вовсе ничего. Возможно, какой-то моряк напился, вот и горланил. Мелодия была ему незнакома.
— Ага! Значит, прошлой ночью. Но как вы узнали, что у жертвы… — Тут капитан Баннерман осекся и заметил: — Ладно, не важно. Продолжайте.
— В левой руке она сжимала, очевидно, в предсмертной агонии, обрывок посадочного талона. Ваша компания вручает такие пассажирам при продаже билета. Я полагаю, что к этому талону, очевидно, прикрепляется сам билет, и талон отрывает офицер, принимающий пассажиров на борт. Особой ценности этот документ не имеет, однако многие пассажиры считают, что он дает им какие-то права, вот и сохраняют его. К сожалению, на этом клочке сохранились лишь слово «Фаруэлл» и дата отплытия.
— А имя?
— Имени не было.
— Ну, это мало что дает в данном конкретном случае, — заметил капитан Баннерман.
— Это дает основания предположить, что жертва боролась с убийцей, крепко сжимая в руке бумажку, вот она и порвалась, и вторая половинка могла остаться у преступника, или же ее унесло ветром по причалу.
— Да с тем же успехом весь этот талон целиком могло бы унести ветром, когда жертва выхватила его.
— Да, конечно, такая возможность существовала.
— Всего лишь возможность. А вторую половинку искали?
— Да. Но когда я ранним утром отплывал из Портсмута, мне сообщили, что ничего там не нашли.
— Ну, вот вам, пожалуйста!
— Но если все остальные пассажиры сохранили свои посадочные талоны…
— К чему им они?
— Давайте займемся этим позже, хорошо? Итак, тело было обнаружено констеблем полиции за пять минут до отплытия вашего парохода. Он славный парень, этот констебль, и, похоже, дружит с головой, однако не успел сесть на борт, потому как вы уже отплыли. Когда он говорил со мной по телефону с пристани, то видел трубу вашего судна, она исчезала в тумане. Ну, целая команда наших из Ярда тут же примчалась туда и произвела все необходимые действия. Мы связались с вашей компанией и поняли: они были чертовски озабочены лишь одним: чтобы ваше отплытие произошло по расписанию, без задержки.
— Нарушать расписание нам запрещено! — воскликнул капитан Баннерман.
— Ну и мои боссы пришли к выводу, что у нас нет достаточных оснований возвращать вас назад, в порт, и что полноценное расследование можно провести и на борту.
— Бог ты мой!
— Было решено, что я поплыву вместе с вами и постараюсь по мере возможности сохранить свою цель в тайне.
— Тогда как прикажете понимать, — медленно, и пока не проявляя признаков неудовольствия, спросил капитан Баннерман, — как прикажете понимать мою роль в этом деле? Я ведь уже знаю вашу тайну! Как с этим быть?
— Что ж, — пожал плечами Аллейн, — надеюсь, мы обойдемся без вашего активного вмешательства, просто уверен в этом. Но если вдруг случится нечто подобное, и я упущу это из вида, в чем лично сильно сомневаюсь, тогда последствия могут оказаться весьма печальны. И на борту у вас окажется еще один труп прежде, чем мы доплывем до следующей стоянки.
Капитан Баннерман всем телом подался вперед, хотя руки по-прежнему лежали на коленях, и лицо его оказалось в нескольких дюймах от лица сыщика. Глаза у него были пронзительно голубые, какие, по мнению обывателей, и должны быть у моряка, а физиономия налилась густой кирпично-красной краской румянца.
— Вы что же, хотите сказать, — свистящим от ярости шепотом начал он, — что позволите этому типу совершить убийство на моем корабле?
— Пока, — заметил Аллейн, — он убивает с интервалами в десять дней. А стало быть, произойдет это где-то на полпути между Лас-Пальмас и Кейптауном, правильно?
— Я отказываюсь в это верить. Я не думаю, что он у меня на борту.
— Не верите?
— Что он за человек? Поведайте мне.
— Лучше уж вы мне расскажете, — заметил Аллейн. — И весьма вероятно окажетесь правы.
— Я?!
— Вы или кто-то другой. У вас тут курят?
— Тут… — капитан потянулся за шкатулкой, — трубка. Если не возражаете, конечно. — Аллейн достал трубку и принялся набивать ее табаком.