Дюгон не дал ему договорить, вздохнув с лицемерным сожалением.
— Которые сегодня так опечалены, особенно в Вильгранде. Довольно уже того, что клуб потерял трагическим образом своего казначея, этого бедного Виктора Пере. Лишь бы поговорка «Бог троицу любит» не сбылась еще раз.
Ла Мориньер подумал, что предчувствие какой-то страшной беды не обмануло его, и спросил дрогнувшим голосом:
— Вы не можете выразиться яснее, месье?..
Охваченный волнением, он не вспомнил имени своего визитера. Тот не обиделся.
— …Дюгон. Луи Дюгон. Вы не слышали информацию по радио?
Словно кошка с мышью, он играл на нервах своего собеседника, чтобы, выведя его из равновесия, выудить какие-то признания, которые тот может сделать под воздействием психологического шока. Кандидат в президенты клуба попытался сохранить спокойное лицо, хотя тревога сжимала ему грудь.
— Я не провожу время, сидя у приемника.
Дюгон кивнул с деланным сочувствием. Но из-под его полуопущенных, словно у жабы, век глаза смотрели с колючей остротой.
— Разумеется, это лишь нам, журналистам, кажется, что люди живут в ожидании новостей.
Бывший страховой агент потерял терпение, видя, как тот все ходит вокруг да около.
— Прошу вас, говорите прямо. Меня ждут.
Дюгон пожал плечами, чтобы продемонстрировать свое бессилие перед фатальным роком.
— Вы не представляете, как неприятно быть человеком, который приносит дурную весть. — Он вздохнул еще раз. — Но что поделаешь… Сегодня утром над Луарой потерпел катастрофу самолет. Свидетели говорили о том, что в небе произошел взрыв… В настоящее время жандармерия, наверное, собирает обломки, которые разлетелись на сотни метров.
Ла Мориньеру не нужно было спрашивать, кто был на борту самолета. Он это знал. Ноги его ослабели, и он опустился в кресло. Корреспондент «Курье дю Миди» склонил голову, чтобы продемонстрировать свое сочувствие.
— Я вижу, что вы поняли, о ком идет речь. Значит, вы знали об отъезде месье Карло Аволы? Однако аэродромные служащие мне сказали, что план полета не был передан на контрольную вышку и что пилот пожаловался, будто хозяин разбудил его посреди ночи.
Ставленник посланца мафии сделал усилие, чтобы скрыть свою растерянность.
— Месье Авола не обязан передо мной отчитываться. Но он действительно предупредил меня об отлучке.
Дюгон с серьезным видом заметил:
— Вы бы его, разумеется, отговорили, если бы могли предположить, что он отправится на встречу со смертью.
— Естественно.
Визитер присел бесцеремонно на край письменного стола в стиле ампир, вытащил блокнот и шариковую ручку.
— Я знал, что смогу вас заинтересовать. — И добавил философским тоном: — Почти всегда так бывает. Тот, кто нас не ждет, встречает нашего брата хуже, чем какого-нибудь агента по продаже пылесосов или проповедника… «У меня убегает на огне молоко. До свидания!..» А потом, когда втолкуешь ему, что его зять разрезан на кусочки или внучка изнасилована, начинает чуть ли не умолять остаться и выслушать его.
Ла Мориньеру хотелось схватить непрошенного гостя за шиворот и выбросить вон. Но он попробовал вытянуть из него подробности.
— Вы сказали о взрыве. Есть ли уже какие-то предположения о причине?
Дюгон сделал красноречивый жест: видите, вы, как все остальные. Вам все надо знать.
— Нужно дождаться сообщения комиссии по расследованию этой катастрофы, чтобы понять, что там произошло. Но, между нами говоря, если обратиться к прецедентам, это очень напоминает взрыв бомбы. Вы не знаете, у него были враги?
Ползучий, леденящий душу страх овладел Ла Мориньером. «Кто будет следующим? Но нет, не ты, пока ты им можешь быть нужен. Кто-то другой приедет в Вильгранд Аволе на смену. Но почему они убили Карло, когда все шло как по маслу? Что бы ни говорил этот идиот, речь может идти и о несчастном случае. Такие вещи тоже бывают». Конкурент Пьера Малитрана попытался преуменьшить значение смерти импресарио для него лично:
— Мы не были тесно знакомы. Нас объединяло увлечение футболом. Узнав о наших финансовых трудностях, он предложил помочь спортивному клубу, ибо доверял мне. Все было ясно. И, даже если мой противник в руководящем комитете смотрел на все происходящее с известным неудовольствием, я плохо представляю его в роли человека, подкладывающего бомбу. Словесные стычки — это другое дело. Но не удары ниже пояса. И мы всегда умели поладить за дружеским столом.