— Хорошо. Значит, вы не будете больше выдавать разрешений на строительство в этой зоне?
— Да. Отвод участков под строительство прекращен.
— Видимо, именно по этой причине их цена резко упала — в три раза?
— Возможно. Но мы заботимся в первую очередь об общественных интересах.
— Подведем, если позволите, итоги. Вы предоставили компании «Симантри Бригатти» землю в аренду на десять лет. Предприятие обязалось восстановить после этого природную среду. Что вновь сделает эти места пригодными для жилья…
— Экология — также одна из наших первоочередных забот.
— …и снова подходящими для выгодных вложений в недвижимость.
— Разве кто-то из жителей против?
— Об этом надо спросить их… Но, во всяком случае, компания «Ом-Резиданс», скупившая по низким ценам все участки, которые стали продаваться напуганными владельцами, кажется, осталась довольна.
— Насколько я понимаю, в этом нет преступления…
— Вам известно, месье мэр, что ваш зять — один из главных акционеров этой компании?
Вопрос попал не в бровь, а в глаз.
Чтобы выйти из положения, ее собеседник решил перефразировать изречение одного бывшего премьер-министра.
— Мой зять — это мой зять, мадемуазель, а я — это я… У вас нет никаких оснований подозревать меня в каких-то сделках…
Франсуа подумал: «Хорошая работа. Но она добьется, что ее быстро выгонят». И, словно подтверждая его слова, на экране возник пробел. Кто-то, наверное, принял меры. Появился ведущий со смущенным лицом.
— Извините нас. По техническим причинам мы вынуждены прервать этот репортаж.
И тут же последовала местная сводка погоды. Журналист выключил телевизор. В памяти у него остался последний кадр — красивый строгий силуэт. Франсуа попытался удержать его в памяти. Так запоминают особенно мелодичный пассаж музыкальной пьесы, повторяя его про себя.
Он пошел в спальню. Свернувшись в клубок, кот спал на одной из двух подушек большой постели. Он замурлыкал, когда Франсуа скользнул под одеяло.
Звонит телефон.
Внезапно разбуженный Були вскакивает, ощетинившись. С горящими в темноте глазами он спрыгивает на пол и исчезает в соседней комнате в поисках более спокойного места.
На светящемся циферблате будильника — пять часов.
Франсуа на ощупь берет телефонную трубку.
— Алло…
Голос Бакеле помогает ему проснуться.
— Это ты?
Рошан хочет убедиться, что он верно узнал собеседника. Только у этого человека, убирающего раздевалки на стадионе Вильгранда, такой африканский акцент.
— Это ты, Бакеле?
Тот говорит раздраженно:
— А кто же еще?.. Ты должен приехать быстро, патрон.
— Что случилось?
— Тут есть покойник.
— Ты его знаешь?
Кто-то на том конце провода перехватывает трубку, ибо Франсуа слышит незнакомый мужской голос:
— Если ты будешь кретином, то отправишься прямым рейсом домой, в свою Африку.
Затем новый собеседник произносит в трубку:
— Полиция!.. Кто говорит?
Франсуа решил ответить, чтобы не подводить своего информатора. Уже два года как Бакеле был у него чем-то вроде наемного осведомителя. Услуга за услугу. Малиец сообщал ему всякую всячину, которую подслушивал мимоходом, орудуя тряпкой, а взамен журналист добивался через служащую префектуры (подкупленную билетами на встречи крупных команд) продления вида на жительство для многочисленных «кузин» из Бамако, которые останавливались в каморке его шпиона, устроенной в раздевалках.
— Это Франсуа Рошан из «Курье дю Миди».
Голос собеседника смягчился.
— Комиссар Варуа из уголовной полиции… Я читаю все ваши статьи.
Франсуа ответил ему в тон:
— Вам повезло. Я как раз перед сном продиктовал заметку о вчерашней встрече. Вы сможете пробежать ее утром за чаем…
Он прикинулся, что очень рад этому.
— …Но, кажется, там будет кое-чего недоставать.
— А что вам сказал этот черномазый?
— Что обнаружен труп.
В трубке помолчали, а потом полицейский произнес:
— Хорошо. Приезжайте посмотреть. Но предупреждаю: чтобы никого больше не было… Никаких коллег. Я делаю вам подарок, потому что хорошо к вам отношусь… — После небольшой паузы он добавил: —… И потому, что, возможно, вы мне понадобитесь.
Над стадионом с потушенными огнями поднимался легкий туман.
Франсуа показал свою карточку прессы полицейским, которые никого не пускали на стоянку. Один из них повторил его имя в свой «уоки-токи».
