— Это начальник дистанции, — пояснил Прескот. — Полагаю, Долович был его приятелем.
— Скажи ему, чтобы заткнулся. Я ничего не слышу.
Из дальних закутков центра управления люди потянулись к Коррелу, который как будто успокоился, потом скорчился в кресле и разрыдался.
— Оставайся там, Клайв, — велел капитан. — Поддерживай связь с поездом, пока мы не придумаем ещё какой-то способ связи. Они что-нибудь говорят?
— Последние несколько минут молчат.
— Скажи им, что мы пытаемся связаться с мэром. Скажи, что нам нужно время. Господи, что за город! У тебя есть ещё вопросы?
— Да, — сказал Прескот. — Мне хотелось бы самому принять участие в операции.
— Это не обсуждается. Оставайся там, где ты есть, — капитан повесил трубку.
Постепенно прибывал народ из других отделов центра управления начальники дистанций и диспетчеры других отделений. Перекатывая сигары из угла в угол рта, они окружили пульт управления и с интересом смотрели на Коррела. Коррел, чьи настроения, как успел понять Прескот, проявлялись очень бурно, но быстро менялись, перестал плакать и принялся в ярости колотить кулаком по столу.
— Джентльмены, — вмешался Прескот. — Джентльмены. — Дюжина физиономий повернулась в его сторону, теперь сигары уставились на него. — Джентльмены, за этим пультом теперь будет работать полиция, так что попрошу освободить место.
— Каз умер, — трагическим голосом произнес Коррел. — Погиб в расцвете сил.
— Джентльмены… — повторил Прескот.
— Толстяк Каз ушел от нас, — не унимался Коррел.
Прескот строго посмотрел на группу людей у пульта управления. Ему ответили пустые взгляды, сигары продолжали перекатываться из угла в угол, но потом со все такими же непроницаемыми лицами люди начали расходиться.
— Френк, попробуйте связаться с поездом, — попросил Прескот.
Настроение Коррела снова изменилось. Его жилистое тело напряглось, и он закричал:
— Я отказываюсь пачкать руки и вступать в разговоры с этими черными подонками.
— Как вы смогли по радио узнать, какого цвета у них кожа?
— Цвета? Я имел в виду, что у них черные сердца, — поправился Коррел.
— Очень хорошо, — кивнул Прескот. — А теперь освободите место, чтобы я мог работать.
Коррел вскочил.
— И вы рассчитываете, что я смогу руководить движением, если вы займете мой пульт?
— Воспользуйтесь пультами диспетчеров, Френк. Я понимаю, это неудобно, но ничего не поделаешь, — Прескот скользнул в кресло Коррела, подался вперед и включил микрофон. — Центр управления вызывает Пелхэм Час Двадцать Три. Центр управления вызывает Пелхэм Час Двадцать Три.
Коррел хлопнул себя по лбу.
— Никогда не думал, что доживу до такого дня, когда увижу, что разговор с убийцами важнее управления железной дорогой, от которой зависит жизнь города. Господи, где же справедливость на этом свете!
— Ответьте, Пелхэм Час Двадцать Три, ответьте… — Прескот выключил микрофон. — Речь идет о жизни шестнадцати пассажиров. Вот что важнее всего, Френк.
— Плевать я хотел на пассажиров! Какого черта они хотят за свои паршивые тридцать пять центов — жить вечно?
Он неплохо играет роль, — подумал Прескот, — но все-таки не совсем. Он настоящий фанатик своего дела, но как все фанатики мыслит слишком узко. За спиной Коррела он видел диспетчеров отделения А, отчаянно пытавшихся справиться с морем звонков от растерянных машинистов: поезда встали по всей линии, и они даже не делали вид, что регистрируют звонки в журнале.
— Если бы командовал я, — заявил Коррел, — то немедленно отправил бы на штурм полицейских с винтовками и слезоточивым газом…
— Слава Богу, что вы не командуете, — осадил его Прескот. — Почему бы вам не заняться возникшей пробкой и не предоставить полиции заниматься своей работой?
— Это совсем другое дело. Мне нужны распоряжения вышестоящего начальства. Они сейчас консультируются. Хотя какого черта тут консультироваться? Нужно развести поезда к северу и югу от запертого участка. Но по-прежнему останется разрыв в милю длиной, где выведены из строя все четыре пути, причем в самом центре города. Если бы вы мне разрешили дать питание на два пути, даже на один…
— Ничего мы разрешить не можем.
