В «Пелэме» ясно очерчен определенный и краткий период в истории Англии. Его нетрудно установить на основании ряда конкретных событий. В частности, в романе речь идет о посмертном сборнике сочинений Шелли и о встрече Пелэма с графом д'Артуа, который еще не стал французским королем Карлом X. Шелли умер в 1822 году, а Карл X вступил на престол в 1824-м. Другие факты не противоречат такой датировке событий романа. О Байроне, как и о Вальтере Скотте, герои романа говорят как о современных им писателях и как о живых людях. Весть о гибели Байрона (1824) еще не дошла до героев романа.
1822–1823 годы — это годы обычной для Англии того времени парламентской борьбы, ожесточенной и суетливой. Джон Рассел, яростный виг, уже размахивал деревянным мечом фальшивого либерализма. Джордж Каннинг, консерватор и тори, в качестве министра иностранных дел уже воплощал в своей деятельности ту жажду гегемонии, торговой и политической, о которой грезили английские промышленники и банкиры.
В «Пелэме» нет последовательного отрицания английского капитализма и государственной системы, с ним связанной, даже идеализируются некоторые черты патриархального уклада. Критика в романе Бульвера еще далека от суровости и глубины, которых достигнет Теккерей в «Ярмарке тщеславия» или в «Генри Эсмонде». Все же в «Пелэме» много язвительного и острого. Современников, конечно, поражала конкретность нападок Бульвера, затрагивавшего самые живые вопросы политической борьбы того времени, систему добывания голосов избирателей, подкупы депутатов, бессовестный авантюризм буржуазных политиканов, вопрос о «хлебных законах», об «эмансипации католиков» и пр. Сам участник политической борьбы, Бульвер нередко задевает отдельных лиц, которые, конечно, себя узнавали. Но роман не мелочен, автор отнюдь не ограничивается критикой злоупотреблений и недостатков. Буржуазная парламентская система в целом, общественная роль господствующих классов поставлены под удар. Ирония автора постоянно обнаруживает, что корысть, тщеславие и суета являются главною движущею силой политической жизни, что высокие слова государственных деятелей, высокие принципы, благородные манеры, все — лицемерие и ложь.
Выборы в парламент изображены в романе как борьба разного рода интриганов, которые ставят перед собою одинаково низменные и корыстные цели.
Бесспорная сила Бульвера сказывается не столько в сюжете романа, сколько в создании правдивых и конкретных типических образов.
Раскрытие этих образов в их совокупности, характеристика поэтического строя романа, его достоинств и недостатков может дать верное понимание общественно-политической и историко-литературной роли этого произведения.
Очень интересно задуман образ Пелэма. Это молодой аристократ-денди, завсегдатай великосветских салонов Лондона и Парижа, игорных притонов и кабаков, щеголь, беспечный прожигатель жизни. Лицемерие, к которому его сверстник Жюльен Сорель[3] приучает себя с натугой, дается Пелэму легко и просто. Как Чичиков, Генри Пелэм умеет обойти каждого и каждого обмануть своим показным добродушием. С блистательной герцогиней и с недоверчивой супругой захолустного пастора, с министром и с карманником он умеет говорить обходительно и ловко, как равный с равным, но обычно преследуя свои эгоистические цели. Сознание Пелэмом своих пороков — вот первая из его добродетелей: «Я был в это время, — говорит он, — совершенным и в высшей степени самодовольным щенком».
В изображении своего героя Бульвер не ограничивается одной краской. На его палитре их много, и кисть его постоянно ищет то контрастов, то смесей.
Пелэм крайне любознателен и тщеславен. Это человек упорный и скрытный, отлично понимающий ничтожество карьеристов и обжор, его окружающих, и весьма снисходительный к чужим слабостям.
У него истинная и простая жизнерадостность: его возмущает мнение, будто бы все мрачное — глубоко, а все радостное — поверхностно. Он отвергает философию, у которой вместо письменного стола — гроб и вместо чернильницы — череп.
Да, это стрелы, направленные против автора «Манфреда» и «Мрака», но не против Байрона вообще, а против тех мотивов отчаяния и философического уныния, которые звучат в его поэзии и которые особенно поражали и прельщали читателей того времени.