Наверняка, эти волкодавы так же справлялись и с волками: зализывали тех насмерть или случайно ломали серым хищникам хребты при попытке «поиграть». Сейчас мне не верилось, что эти три здоровенных подлизы могли рвать противников на части. Взгляды карих глаз говорили мне о том, что их владельцы вовсе не злые охранники. А «белые и пушистые» щеночки – просто большого размера. Я едва не задохнулся от запаха псины и вони из клыкастых пастей, пока дожидался возвращения бородача.
Мужик вернулся уже при оружии: с тесаком у ремня. Держал руку вблизи потёртой рукояти, грозно сверкал глазами, явно поднабравшись боевого задора. С недобрым прищуром взглянул на собак (те встретили его предупредительным рыком: почувствовали угрозу с его стороны). Но за оружие не схватился – лишь пренебрежительно скривил губы. Да и волкодавы не сделали попытку к нему подойти – посматривали на бородача из-за моей спины. Игривыми щенками они сейчас не казались.
Бородач указал на меня пальцем.
- Ты, - сказал он, - иди за мной. А эти…
Он направил палец на клифских волкодавов.
- …пусть остаются здесь. Наверх им нельзя. Мама Нора запрещает.
Взгляды трёх пар собачьих глаз скрестились на моём лице. Прочёл в них вопрос. Клифы словно поняли, о чём сказал мужик. Но показывали, что тот им не указ. Ждали моего решения. Причём, судя по их довольным мордам, не сомневались: я не брошу их в этом коридоре. Пришлось мне разочаровать собак. Какими бы влюблёнными глазами они на меня ни смотрели – брать их к Мамаше Норе в мои планы не входило: в покоях Белецкой мне их помощь не понадобится.
Велел клифам оставаться на местах – ждать. Зверюги поняли мой приказ. И точно обиделись. Кобель опустил уши, отвернул морду (но украдкой всё же следил за выражением моего лица). Мне почудилось, что в глазах самок блеснули слёзы: женщины всех видов прекрасно понимали, каким именно способом могут влиять на решения мужчин. Вот только не на того напали: влажный блеск глаз на меня давно не действовал. Как и показные обиды. В подобных состязаниях характеров я опытный боец.
Проследовал за бородачом – тот поспешно прикрыл за нами дверь, даже щёлкнул замком. Я улыбнулся, но не поделился со спутником сомнениями по поводу того, что хлипкая дверка сумеет преградить путь трём четвероногим монстрам. Пусть хоть стулом её подопрёт, если ему так будет спокойнее. Бородач повёл меня на второй этаж. Там по длинному освещённому лишь фонарями проходу довёл до очередного поворота. Потом мы снова стали взбираться по ступеням.
Обстановка в доме Белецкой претендовала на статус «роскошная» - по провинциальным меркам. Производила на меня впечатление лишь безвкусицей. Мне казалось, что я шагал по складу старьёвщика. Повсюду замечал вазы и статуэтки сомнительной художественной ценности (впрочем, я не знаток искусства); видел подобранную по цвету, явно не к месту расставленную мебель. Но парочка предметов меня заинтересовали. Как, например, то кресло-качалка. Всегда о подобном мечтал. Обязательно прикуплю похожее… когда-нибудь.
Третий этаж дома оказался не таким мрачным, как прочие. Никаких узких коридоров – взобравшись по ступеням, мы ступили в большую просторную комнату. Здесь из многочисленных окон лился солнечный свет. Он хорошо освещал украшенный лепниной потолок, шкафы со стеклянными дверками, столы и массивные диваны. Впервые в этом мире я увидел на полу ковёр – без рисунка, с бежевым коротким ворсом. А вот дверь на стене заметил не сразу – лишь когда бородач подвел меня к ней едва ли не вплотную.
Мужик жестом велел мне остановиться.
Убедился, что я выполнил его распоряжение – приоткрыл дверь, заглянул за неё.
- Пусть заходит, - услышал я женский голос.
Бородач распахнул дверь, обернулся ко мне.
- Входи, пекарь, - сказал он. – И не вздумай чего учудить. Не то…
Что «не то», он не договорил. Лишь сдвинул брови и прикоснулся к рукояти тесака. Посторонился.
Когда я проходил мимо него, бородач добавил:
- Я слежу за тобой, пекарь.
- Следи, - разрешил я.
Вошёл… в просторную спальню.
Почему-то рассчитывал увидеть здесь огромное ложе – обязательно под балдахином. Непременно с периной, заваленное большими подушками. Но койка Мамаши Норы оказалась не намного больше моей. Двухместная, весьма скромная на вид кровать стояла в дальнем от меня углу – с незатейливым деревянным изголовьем, прижатым к стене; на кривых толстых коротких ножках. Перина на ней всё же лежала. Как и подушка весьма небольшого размера – всего одна.