Педераст Платон — дедушка талмудо–каббалистического сатанизма - страница 11

И не это только говорят они, но и то, будто у животных есть предведение и благочестие. Ворон, говорят они, знает Бога, равно как и ворона; и они имеют дары пророчества и предвещают будущее; есть, говорят, у животных правосудие, есть общество, есть законы, и собака между ними, по мнению Платона, завистлива. Вы, может быть, не верите словам моим? Это и естественно, потому что вы воспитаны в здравых догматах: кто вскормлен этою пищею, тот не может поверить, что есть человек, который с удовольствием поедает нечистоты. А между тем, когда говоришь им, что все это басни и совершенное безумие, — они отвечают: вы не поняли. Да никогда и не захотим понимать столь смешного вашего учения. Да, очень смешного! Ведь не нужно глубокого ума для того, чтобы постигнуть, что значит все это нечестие и эта путаница. Уж не по вороньи ли, безумные, говорите вы, как делают мальчики? Поистине, вы настоящие дети, как и те!

Сколько трудился Платон с своими последователями над линией, углом и точкой, над числами соизмеримыми и несоизмеримыми, равными между собой и неравными, и сказав нам об этих паутинах, — ведь все это для жизни бесполезнее даже паутины, — и не принесши пользы ни большой, ни малой, затем окончил свою жизнь. Сколько он старался доказать, что душа бессмертна, но, не сказав ничего ясного и не убедив никого из слушателей, затем скончался. Напротив крест чрез неученых убедил и обратил целую вселенную, убедил не в предметах маловажных, но в учении о Боге, истинном благочестии, евангельской жизни и будущем суде; он сделал философами всех — земледельцев, неученых. Видишь, как "немудрое Божие премудрее и немощное Божие сильнее человеков".

Искусственность была бы излишня в проповеди Евангелия; она свойственна софистам, лучше же сказать — и не софистам, а неразумным детям, так что и сам их философ (Платон) представляет своего учителя весьма стыдящимся этого искусства, и говорящим своим судьям, что они услышать от него речи, произносимые просто и как случится, не изукрашенные словами и не испещренные именами и выражениями, — потому что, говорил он, неприлично мне было бы, достопочтенные мужи, в таком возрасти составлять детские речи, и с ними приходить к вам. Но посмотри, какой смех! Чего, по описанию этого философа, учитель его избегал, как дела детского, того сам он более всего домогался. Так–то во всех случаях водились они одним честолюбием!

А в Платоне ничего нет удивительного, кроме этого одного. Подобно тому, как, открыв гробы, отвне окрашенные, ты увидишь, что они наполнены тлением и зловонием и сгнившими костями, подобно этому и в мнениях этого философа, если обнажишь их от прикрас в выражении, увидишь много мерзости, особенно когда он философствует о душе, без меры и превознося ее и унижая. Диавольская это хитрость — ни в чем не соблюдать умеренности, но, увлекая в противоположные крайности, вводить в заблуждение. Иногда он говорит, что душа причастна божескому существу; а иногда, возвысив ее так неумеренно и так нечестиво, оскорбляет ее другою крайностью, вводя ее в свиней и ослов, и в других животных, еще хуже.

Но об этом довольно, или лучше сказать — и то уже через меру. Если бы можно было научиться от них чему–нибудь полезному, то следовало бы и более ими заняться. А так как нужно было только обнаружить их постыдные и смешные стороны, то и это сказано нами более надлежащего.

SSалов—Elista:

Вот это — явная интерполяция. Слишком абсурдны такие утверждения, так что ничего подобного Иоанн Златоуст сказать просто не мог. В отличие от Йони, он дураком не был.