— Я уже послал гонца в местную полицию, бей, и велел двум своим сыновьям оставаться возле тела до моего возвращения.
Камиль заметил, что у главы хороший слух.
— Ты заслуживаешь похвалы, глава Ибрагим. Я позабочусь о том, чтобы о твоем усердии и стремлении послужить стране узнали нужные должностные лица. — Придется приказать помощнику послать благодарность главе на имя хозяина гильдии.
— Я скакал сюда на лошади моего соседа, паша-бей, так что смогу показать тебе дорогу.
Деревенские жители вытащили тело из воды на набережную и накрыли его старой простыней. Камиль из уважения и нежелания видеть обнаженную женщину смотрит сначала на лицо утонувшей. С тех пор как он был назначен судьей, Камиль имел дело с воровством или насилием, но очень редко с убийствами. У нее необычно короткие волосы, светлые и нежные, как неокрашенный шелк. Пряди окаймляют лицо. Прохладный ветерок ласкает шею бея, однако он ощущает, как накаляется воздух. Он уже вспотел. Через несколько минут судья медленно стягивает простыню с тела женщины, открывая ее наготу на обозрение неба и мужчин, глаза которых горят вожделением. Со стороны скал у причала доносится резкий аммиачный запах человеческих испражнений. Паша морщит нос и переходит к ногам покойницы.
Теперь он уже не может не смотреть на тело женщины. Она невысокая и стройная, с маленькой грудью. Напоминает мальчика. Кожа белая, за исключением темного треугольника на лобке. Крабы уже поработали над ее пальцами. Колец нет, но на левом запястье — тяжелый золотой браслет. Течение охладило тело, и оно еще не начало превращаться в разлагающийся труп, оставаясь пока только мертвой женщиной. Позднее она станет предметом расследования, интеллектуальной головоломкой. Однако в данный момент судья испытывает к ней лишь жалость. Он также ощущает смутную тревогу, которую у него всегда вызывает смерть человека. Ее нельзя назвать красавицей в общепринятом смысле этого слова: лицо слишком удлиненное и узкое, черты чрезмерно заостренные, рот широкий, губы толстые. Возможно, при жизни мимика придавала лицу привлекательность, размышляет судья. Однако теперь оно хранит бесстрастное выражение, словно маска. Мускулы застыли, а кожа похожа на кусок ткани, обтягивающей кости.
На шее короткая цепочка с золотым крестиком. Камилю кажется замечательным то обстоятельство, что ее не сорвало бурными водами, в которых пребывало тело. Возможно, не очень долго.
Он склоняется над утопленницей, чтобы лучше рассмотреть украшение. Крест широкий и блестящий, сделанный из кованого золота и украшенный выгравированными розами, контуры которых покрыты потрескавшейся красной эмалью. Металл искривлен в том месте, где проходит цепочка, как будто крест зацепился за что-то или кто-то пытался сорвать его. Паша поднимает крестик кончиком пальца. Под ним, прячась в углублении шеи, находится круглый серебряный кулон. Простая, но весьма искусная работа. Тонкая линия делит его пополам.
Камиль склоняется ниже к шее женщины. От ее тела веет сырым холодом. Он смотрит вдаль, туда, где сверкает пролив, дабы укрепить себя. Сделав глубокий вдох, вновь сосредоточивает внимание на кулоне. Вставляет в него ноготь большого пальца и раскрывает створки. Потом ставит кулон под таким углом, чтобы на него падал свет утреннего солнца, и заглядывает внутрь. Крошечный замочек во впадине сломан. Внутренняя поверхность верхней части створок испещрена каллиграфически выгравированными личными знаками султана, а на нижней видны какие-то странные метки, будто ребенок хотел нарисовать картинку, используя лишь короткие прямые линии. Не походит ни на один из известных европейских языков.
Камиль возвращает крест и кулон на шею женщины и осматривает браслет на ее руке. Он тоже весьма необычен: широкий, пронизан тонкими красными и белыми золотыми нитями на манер шахматной доски. Браслет плотно облегает руку, держась на тонкой металлической полоске, внедренной в переплетающиеся нити.
Число местных жителей, толпящихся у трупа, увеличивается; пора уезжать отсюда. Судья подает знак одному из полицейских:
— Накройте тело и отвезите его в хамам.
