— Чего тебе надо?
— Не твое дело, — отрезал я.
— Ты поосторожней! — сказал он.
— Заткнись. Ты только рад будешь, если я гробанусь.
Я отпихнул его, спрыгнул вниз и, увязая в сизой глине, зашагал к Стейну Уве и инспектору. Тиллер вроде как старался увести Стейна Уве. Между нами на куче глины лежал холодильник. Целехонький. Будто какая-то великанская рука бережно поместила его туда.
Я подошел к ним. Тиллер теребил Стейна Уве за рукав.
— Он потерял все, что имел. Оставь его, — сказал я.
Тиллер уставился на меня. Я повернулся к Стейну Уве. Он стоял с отсутствующим видом, совершенно подавленный, кожа на лице обвисла дряблыми складками, взгляд безумный.
— И ты здесь, — пробормотал он.
— Да. Что произошло?
— Она погибла, — упавшим голосом сказал он.
Я взглянул на Хенрика Тиллера. Тот кивнул головой, показывая на какое-то место поблизости.
— Кого ты имеешь в виду? — спросил я.
Он опять кивнул.
Я повернулся и увидел ее. Она лежала на спине, в красном платье. Рядом стояла черная медицинская укладка. Кислородная маска валялась в грязи. Я подбежал, присел на корточки.
— Сив? — сказал я и только теперь увидел, что одна ее нога сломана и вывернута под прямым углом. На бедрах, икрах, плечах чернели кровоподтеки, порванное платье открывало грудь. Минуту-другую я сидел не шевелясь, смотрел на нее с таким ощущением, словно внезапно угодил в глубокий туннель. Все звуки, голоса, рокот моторов, вой сирен смолкли. Не может быть, это не Сив, твердил я себе, глядя ей в лицо. На носу, на щеках проступили веснушки. Я перевел взгляд на босую ногу. На ней виднелась ссадина. Мне нравились ее ноги. Маленькие, изящные, пожалуй, единственное в ней по-настоящему маленькое и изящное, и, на мой взгляд, именно такие, какими должны быть женские ножки. А сейчас жизнь из них ушла. Я повторял себе, что это она, Сив, что я смотрю на нее. Думал о том, что собирался заехать к ней, мы бы проговорили всю ночь, ведь как раз нынче вечером и ночью я бы постарался убедить ее, что ей нужно непременно переехать на Мелё, где мы построим себе дом, большой, красивый, наверху, возле крепости, поодаль от других. Заведем ребятишек и будем счастливы. Я брошу пить, и скандалить, и делать глупости. Мы же замечательно подходим друг другу, и я знал, как поступить с усадьбой, которую предстоит отстроить заново, она станет более удобной и практичной, чем старая допотопная развалюха. Вот чем я займусь, обоснуюсь на земле, остепенюсь, а все прочее, что толкало тебя на скверные поступки, заставляло снова и снова позориться на виду у всего города, все это никуда не исчезнет, но будет тихо-спокойно лежать, потому что ты заживешь по-другому, ко всему этому я за много лет привык, но смириться так и не сумел, не с кем было поделиться, вот что плохо-то, я — Весы, а Весы стремятся к гармонии и равновесию, каждому, кто мало-мальски разбирается в звездах, это известно, а ты была Скорпионом, которому необходимы Весы, мы двое нужны друг другу — так что же ты делаешь здесь, в обломках дома Стейна Уве Санна, доброжелательного полицейского, которого ты снова и снова унижала, а он и не догадывался?
Я тронул ее лицо. Холодное. Отдернул руку. Стейн Уве открыл ее сумочку, покопался в содержимом. Что-то нашел и вытащил.
Ее обручальное кольцо.
— Она его носила, Видишь?
— Пойдем, а? — попросил Тиллер.
Стейн Уве посмотрел на умершую.
— Она беременна, — прошептал он. — У нее будет ребенок. Мой ребенок.
Я встал.
— Что ты сказал?
Он обернулся ко мне.
— У нее будет ребенок, от меня, — пробормотал он и вдруг не выдержал, точно с цепи сорвался, бросился к ней, оттолкнул меня, упал подле нее на колени, прикрыл ей рваным платьем грудь. Потом взял ее руку, поднял, надел на безымянный палец обручальное кольцо. Наклонился, прижал ее руку к лицу, стал целовать. Да-да, осыпал эту руку поцелуями и повторял ее имя, снова и снова. Я смотрел на Сив, на ее впалый живот. Потом отошел к Тиллеру.
— Тебе что-то нужно? — спросил он.
Я долго молчал. Стейн Уве по-прежнему сидел, держа руку Сив. Я понятия не имел, что делать.
— Ты не знаешь, кто отец? — спросил Тиллер.
