Паводок - страница 64

Шрифт
Интервал

стр.

Он снял очки.

— Я напишу извинение от имени газеты. — Мою бумагу он по-прежнему держал в руке. Я забрал ее, порвал, сунул обрывки в карман.

— Забудь. Не в чем тут извиняться.

Я вышел из редакции. Не стану я пресмыкаться перед писакой, который пьет капли Бехтерева. Ни перед кем нельзя пресмыкаться. Я спустился на площадь, остановился за старой ратушей отлить, потом поплелся к кинотеатру и сел на скамейку. На ратушных часах без десяти десять. Термометр над Кредитной кассой показывал + 20°. День будет лучезарный, в самый раз для домохозяев, садоводов, владельцев кемпингов и спасательных отрядов. Не припомню, чтобы когда-нибудь в начале июня стояла такая теплынь. Снег совсем сойдет, речки и ручьи разольются, дороги завалит, а в довершение всего Квенна окончательно затопит округу, как во времена Ноя. С большими реками всегда так. Непокорные они, вода что хочет, то и делает. В один прекрасный день народ придумает, как добраться до Юпитера, а реки и тогда будут разливаться, смывая дома, дороги, скот, людей. Я прислонился к спинке скамейки, раскинул руки и стал думать о Нине. Представил ее себе на обычном месте в автобусе, на переднем сиденье. Нина в красном берете за лобовым стеклом. Нина со школьной сумкой на коленях, она оборачивается, смотрит на мальчишек и девчонок из Брекке, худеньких девчонок и рыжеволосых мальчишек, которые бились над теми же проблемами, что и она, с большим или меньшим успехом. Иногда ребята заходили к ней, иногда она сама встречалась с приятелями возле ларька «Уличной кухни» в Брекке. Но в автобусе Нина неизменно сидела впереди, а остальные — сзади. Бывало, и я встречал ее в автобусе, по дороге домой. Здоровался и проходил подальше в салон, садился отдельно. Я даже не пытался позвать ее назад. Однако ж видел, не слепой. Девчонка на переднем сиденье. Одна. Мне эта ситуация казалась грустной, не то чтобы безысходной, но все-таки паршивой, хотя и поправимой, нужно только найти надлежащий подход. Может, и напряга особого не потребуется. Не нашел я этого подхода, и сама Нина ничего не предпринимала, а мамаша вообще отказывалась замечать, что у девчонки есть проблемы. Отказывалась замечать, что у Нины этих проблем выше крыши, ведь Нина ей уступала и в принципе слушалась ее. Я мысленно видел, как Нина выходила из автобуса, выводила из-за сарая велосипед и катила через мост к дому. Вспоминал, как, приходя под вечер домой, заставал ее у телефона: облокотясь на табуретку и прижимая к уху трубку, она болтала с кем-то, кого мы знать не знали. Больше всего мне запомнилось не это, ведь все девчонки-подростки этак болтают по телефону, мне запомнилась собственная обида, потому что она не говорила, кто ее собеседник. Почему надо держать его в тайне, думал я каждый раз. А прошлогодние осенние вечера. Шум автомобиля в темноте у моста, сцепление пробуксовывает, потом машина трогает с места и уезжает. Через несколько часов вновь рокот мотора, смолкающий за мостом, чавканье Нининых шагов по грязи. «Зашла к подружке». «В кино ходила, на „Человека дождя“». Я вдруг осознал, чем мамаша занималась последние годы. Портила родную дочь. Речь шла не о кино, не о подружках. Тут совсем другое, причем ненормальное, и связано это с мужчинами, и отнюдь не с Ниниными ровесниками. Я вскочил со скамейки. Перед глазами у меня стояла фотография Нины, одно время висевшая на стене над моим секретером, маленький такой снимок. Улыбающаяся двенадцатилетняя девочка, что-то кричащая фотографу, на фоне цветущего розового куста. Наверняка она кричала, что не надо ее снимать, она не любила фотографироваться. Но вид у нее был невероятно радостный, а лицо со светлыми волосами словно вырастало прямо из роз. После эта фотография лежала у меня в ящике, а теперь куда-то исчезла. Я знал, что в Йёрстаде никто фотографию не брал. Ведь Нина жутко разозлилась на расспросы и сказала, что один ее близкий друг взялся скопировать для нее этот портрет. Помнится, она объявила, что он куда симпатичнее меня и не липнет к ней, как пиявка.

Я не спеша пересек Воллегате и ненароком уперся взглядом в витрину «Книголюба». Остановился. За стеклом женщина в толстых очках ставила на пюпитр какую-то книжку. Не биографию политика и не поваренную книгу. Карманный томик под названием «Бездна». Я наклонился рассмотреть обложку. Черноволосая девица в рваной юбке скорчившись лежит на каменном полу, словно кто-то ударил ее и отшвырнул прочь. «Нурланн, 1777 год. Она погибла в потоке грязи» — гласила надпись наверху обложки. Я заглянул в магазин. Сестра Стейна Уве, стоя на стремянке, наводила порядок на полках. При виде меня она, как всегда, скорчила кислую мину. Так, оказывается, Нинины любимые книжки занимают у них тут отдельный стеллаж. Я вошел и, подойдя к этому стеллажу, взял первый попавшийся томик.


стр.

Похожие книги