Флорентий Федорович давно уже взял себе за правило: самым пристальным образом изучать все, даже малейшие изменения, в законодательстве о печати и цензуре. Не изменял этому Павленков и в Вятке. Из книжного магазина ему регулярно доставляли все материалы, связанные с изменением тех или других законодательных и нормативных актов.
Нельзя было не обратить внимания на ожесточение репрессивных мер против издателей. Так как по действующему закону о печати изымать из обращения сочинения власти могли только по приговору суда, да и то при условии, если автором или издателем были нарушены те или иные законоположения, то случаи, подобные результату судебного разбирательства павленковского дела по второй части «Сочинений Д. И. Писарева» стали повторяться. Цензура возбуждала дела против «вредных» изданий, а суды выносили им оправдательные приговоры. Это не могло не беспокоить власти. И тогда 7 июня 1872 года появляется новый закон. У судебных палат такого рода дела изымались и передавались на рассмотрение Комитета министров. 16 июня 1873 года, например, воспоследовало Высочайшее соизволение на испрошение Комитета министров внести соответствующий законопроект в Государственный совет отдельно от общего устава о цензуре и печати. Еще одно положение появилось 19 апреля 1874 года. Оно существенно ущемляло права и интересы издателей. Отныне освобожденные от предварительной цензуры книги издатель должен был печатать полным тиражом, после этого разбирался набор, а лишь затем книга посылалась в цензурный комитет. Таким путем министр внутренних дел сгубил не одну неугодную книгу, даже без ведома Комитета министров.
С каждым годом пребывания Павленкова в Вятке его политическая, общественная и подпольная издательская активность росла. Несмотря на то что власти, почувствовав в его лице опасного для себя антагониста, принимали меры, направленные на подавление его воли, пресечение любой деятельности, у него появилась хоть и небольшая, но все же возможность общаться с некоторыми из местных радикально настроенных вятских обитателей. В первую очередь — это Селенкины и Красовский. А также студенты, приезжавшие на каникулы из столицы: Кувшинский, Трощинский, Аполлинарий Васнецов и другие. Они и помощь оказывали, и письма могли передавать, да и с новинками в литературном мире знакомили. Удалось наладить регулярную пересылку книг и журналов в Вятку от парижского книгопродавца Мелье. А недавно М. П. Надеин передал уникальное издание — рукопись «Процесс Павленкова». Сообщает, что ходит в списках по петербургским кружкам…
Набросился на нее, как жаждущий припадает к источнику. Прошло не так много лет с той поры, а какой далекой кажется она…
Братья, пусть любовь вас тесно
Сдвинет в дружный, ратный строй,
Пусть ведет вас злоба в честный
И открытый бой…
Мы стоим, не слыша зова
И, ликуя, зверски зол,
Тризну мысли, тризну слова
Правит произвол.
Уже эпиграф настраивает на характер последующего повествования. А вот оценка самого процесса…
«…Многие напряженно следили за процессом Павленкова, с нетерпением ожидали выхода второй части Писарева, задержанной этим процессом; наконец она появилась с напечатанным в ней удивительнейшим процессом; до выхода многие грустно спрашивали: “Чем кончится дикое издевательство над несчастным Павленковым? Неужели не победят свежие люди, рассыпанные по нашей длиннейшей и широчайшей России?”»
Да, спасибо, неизвестный мне автор рукописи. Не скрою, приятно читать, что и ты, грешный, хоть кем-то причислен к лицу «свежих людей России». А вот о победе говорить, думается, рановато. Вот безымянный автор высказывается и о моей речи, дает ей оценку… Приятные слова, ничего не скажешь: «защитительная речь Павленкова растирает прокурора Тизенгаузена в грязи; речь жива, согрета душевным жаром, силою убеждения; она сверкает, как молниями, сарказмом, но, несмотря на всю горечь, соль, она нежна, как ответ г. прокурору». Автор обвиняет меня за слишком мягкие удары, а сам, пользуясь своим неподцензурным положением, принимается за полемику с прокурором…
Но час уже поздний. Завтра у Селенкиных стоит и почитать эту защитительно-обвинительную речь, если общество соберется приемлемое. Многие ведь так интересовались процессом… Мне же о себе говорить было бы не совсем с руки.
