Вся эта закулисная игра, конечно, до Флорентия Федоровича не доходила. Он был поглощен обычными издательскими заботами, работал над выпуском популярных переводных брошюр по естествознанию. Волновал его и такой вопрос: как быть с собственной статьей о творчестве Д. И. Писарева — помещать или не помещать ее во второй части, если окажется, что она будет разрешена и Сенатом? Конечно, там о многом сказано. Но за два года, прошедших после ее написания, кое-какие положения статьи устарели. Взять хотя бы такой факт. На ее страницах критиковался Н. А. Некрасов за то, что читал стихи в честь графа М. Н. Муравьева на обеде в Английском клубе: «Первоклассные поэты превращаются в клубных бардов». Тогда нужно было выступить против «приторного оптимизма» со стороны восторженных либералов в связи с готовящимися судебной и другими реформами. Теперь же, возможно, стоит отложить статью. Тем более если удастся опубликовать стенограмму процесса по поводу писаревских статей…
Из Дуббельна поступило трагическое известие. Во время морского купания на берегу Рижского залива в Дуббельне утонул Дмитрий Иванович Писарев.
М. А. Маркович, сыгравшая столь роковую роль в отчуждении Писарева от семьи, от матери и сестры, даже не сообщила о трагедии родным Дмитрия Ивановича… О горе Вера Ивановна узнала из сообщения дуббельнского полицмейстера. Состояние сестры после получения этого известия отразилось в полной мере в ее письме к матери. Все это ощутил и Флорентий Федорович, пытаясь безуспешно хоть как-то утешить дорогого ему человека… «Милые мои, дорогие друзья мои, как я скажу вам, как вы примете ту страшную вещь, которую я до сих пор не решалась высказать вам, — писала Вера Ивановна родным 12 июля 1868 года. — Наш Митя, наш золотой, хотя и потерянный для нас в последнее время друг, умер. Он уехал в Дуббельн на морские купания и там 4 июля утром с ним сделался в воде нервный удар. Я еще не знаю никаких подробностей, но телеграмма дуббельнского полицмейстера сообщила мне, что три врача не могли спасти его. Все кончено, нет ни надежд, ни ожиданий. Я до сих пор не могу еще вполне понять, вполне усвоить себе эту страшную мысль; никогда, никогда мы больше не увидим его… Она (М. А. Маркович. — В. Д.) подала прошение министру внутренних дел о перевозе тела в свинцовом гробу в Петербург. Милая моя, золотая моя мама, я знаю, что ни заменить тебе Митю, ни утешить тебя в твоем горе никто в мире не может, но я дам тебе все, что только может дать самая горячая и преданная любовь, я даю тебе это обещание на свежей могиле нашего дорогого Мити. Я сделаю для тебя все, что только в человеческих силах, чтобы смягчить твое горе… Не могу больше писать. Думаю, что вы захотите приехать на похороны Мити. Это, вероятно, будет нескоро — пока еще министр разрешит. Теперь он стоит в часовне на рижском кладбище. Она не почтила меня уведомлением; впрочем, свинья не может поступать по-человечески, тем более змея…»
Трудно было удержаться Вере Ивановне от этих обвинений в адрес М. А. Маркович, которую она считала прямой виновницей смерти брата. В конце письма содержалась приписка, сделанная, несомненно, по подсказке Флорентия Федоровича. «Бога ради привезите или пришлите все Митины письма, — читаем в письме, — для биографии это необходимо. Раиса, не возьмешь ли ты на себя труд записать все, что ты о нем помнишь? Это весьма важно. Мама, привези все, все его черновые тетради…его дневники, книжку в сафьяновом переплете с переводными стихами из Гейне, словом, все, все: всякая мелочь важна и дорога».
Флорентий Федорович постоянно находился рядом с Верой Ивановной и старался облегчить ее страдания. Смерть любимого брата полностью вывела ее из душевного равновесия. Павленков обращается к их общим друзьям, чтобы они тоже поддержали Веру Ивановну. Посылает письмо писателю А. К. Шелер-Михайлову: «Уважаемый Александр Константинович! Вера Ивановна просила меня узнать от Вас, не случилось ли с Вами чего-нибудь необыкновенного. Она удивляется тому, что Вы ее совсем забыли и даже не отвечали на ее записку, посланную Вам на прошлой неделе. Весть о смерти брата так ее поразила и расстроила, что она положительно не в силах писать. Утешение такого доброго и дорогого друга, как Вы, много помогло бы ей. Она так тепло к Вам относится, что Ваше присутствие много бы поддержало ее. В такие минуты, Вы сами знаете, как ценится всякое теплое задушевное слово».
