Вы меня упрекнули, что я не хотел давать показания в Суоярве. Это не совсем точно. От показаний я не отказывался, а лишь просил не расспрашивать меня подробно здесь, обещал одновременно давать полные объяснения в Гельсинках или другом вышестоящем центре, где со мной могли бы объясниться, не прибегая к помощи переводчиков, не официальных лиц. Такую же директиву я имел от своего закордонного центра. Намерения отказываться от объяснений не имел, как видите, их даю. Единственное, что не могу с кем бы то ни было говорить о делах нашей организации, должен смотреть за тем, чтобы интересы ее были соблюдены.
Маленький крестик, который я сам вручил Вашим властям при задержании, боюсь, что он может затеряться, является значком участников освободительной войны с большевиками в 1917–1920 годах. Ну, он, кроме того, имеет свое специальное значение во внутренней жизни организации.
Деньги, бывшие при мне, были рассчитаны на то, чтобы обеспечить материально на первое время мою нелегальную поездку через Россию на Украину. Польские злотые должен был вручить на Украине своему там руководителю. Большевистские и польские деньги куплены в Гельсинках на средства, присланные для моей поездки.
Запасной костюм, пара туфель и белья были рассчитаны на то, что по дороге до Петрозаводска одежда и обувь, бывшие на мне, изорвутся, а я, подходя к самому городу и станции железной дороги, должен был бы переодеться, побриться и не производить впечатление человека, только что вышедшего из леса.
Назначение пищи, бывшей при мне, Вам, конечно, ясно. Маленькая, складная плита была рассчитана на то, чтобы дать мне возможность в моем 6–7-суточном пути (так примерно мы рассчитывали) иметь горячую пищу, подогрев консервы. Аспирин, пирамидон, йод, вата, бинт имели назначение чисто медицинское.
Если дополнительно Вас что-либо будет интересовать о вещах, бывших при мне, прошу спросить.
Несколько слов об организации, посланцем которой я являюсь. В 1917–1920 годах украинцы, так же как и Вы, финны, вели вооруженную борьбу с большевиками, Деникиным и Врангелем (все они для нас одинаково враждебны) за создание самостоятельного Украинского государства. В этой борьбе мы, лишенные поддержки со стороны европейских государств, после трехлетней национально-освободительной войны, потерпели поражение. Наша армия, сдавленная с севера и востока большевиками, с юго-востока и юга Деникиным, Врангелем, с юго-запада Румынией и с запада Польшей, в открытой вооруженной борьбе сданная на собственные силы, была разбита. Этим закончился первый этап истории нашего национально-освободительного движения после мировой войны 1914–1918 годов.
Начинается, с 1920–1921 годов, второй период. Потерпевшее поражение в открытом вооруженном выступлении движение уходит в глубокое подполье и там, в других уже формах, условиях, продолжает борьбу. Наша борьба имеет различные виды и формы. Основным, главным и наиболее опасным нашим противником является Россия, причем даже независимо от того, большевистская ли она, монархическая или какая-либо другая, деникинская или врангелевская, она будет добиваться порабощения не только Украины, но и всех других народов, близко граничащих с ней.
В нашей национально-освободительной борьбе мы имели успехи и поражения. Не исключаем, что отдельные поражения частичные будем еще иметь. Но никто из нас не сомневается в том, что окончательная победа нам обеспечена. Можно каждого из нас, националистов, в отдельности уничтожить, но идею украинского национализма никогда.
Украинские земли поделили между собой: Россия, Польша, Румыния и Чехословакия. Задачей украинского национализма является собрать воедино все земли, создать самостоятельное, независимое Украинское государство.
Над осуществлением этой святой задачи работает вся наша организация в целом. Над осуществлением ее имею счастье работать и я.
Я сообщил Вам, откуда происхожу, где жил, работал, учился. Все это такие детали, при неосторожном обращении с которыми могут страдать националисты на Украине, работающие сейчас в подполье. Следователь, являющийся для меня в данном случае представителем, олицетворением финских властей, обещал, что все поданные мною сведения о себе не станут достоянием гласности, не будут переданы русским. Верю, что Вы слово свое сдержите и не захотите наносить нам вреда. В данном случае речь идет не столько обо мне, сколько об интересах того движения, интересам которого посвящена моя жизнь и во имя которого я подвергаю себя опасности.
