Уже тогда он критиковал действия Минлесхоза СССР по разбазариванию природных богатств страны. Жестко критиковал неправильную политику в области заповедников… Категорически был против поворота сибирских рек. Первый начал бить тревогу за сохранение природы Байкала. Считал главным преступлением правящих режимов разорение деревень, сельского хозяйства и крестьянства. Все его выступления на трибунах и в печати принимались в штыки. В наказание за инакомыслие его книги не печатались. Но ни одним словом Олег Васильевич за время наших горячих дискуссий не обмолвился о его прошлой тяжелой тридцатилетней жизни в лагерных застенках, когда несколько раз его приговаривали к расстрелу. Да и я сам честно говоря, не знал, кто такой писатель О. Волков. Мне только директор заповедника В. Н. Савинов сообщил, что со мной хочет поговорить писатель Олег Волков. Писателем я, конечно, не собирался быть и поэтому вел с О. В. Волковым бесцеремонную непринужденную оживленную беседу. Хотя уже чувствовал, что в душе и в сознании у меня что-то перевернулось. Жизнь пошла в другом формате мышления. А яркие воспоминания об этой встрече с замечательным человеком остались на всю жизнь.
Учебный год в университете подходил к концу. Сдав досрочно экзамены, я с папкой бумаг под мышкой направлялся по коридору главного корпуса университета в кабинет ректора. После «подмоченной» репутации в прошлой экспедиции на Белое море мне предстоял непростой разговор с Андреем Григорьевичем Угодчиковым.
Мы с ним не один год были знакомы. Благодаря его организаторскому таланту и усилиям Горьковский университет занял четвертое место среди ведущих вузов СССР и был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Сам Андрей Григорьевич — ведущий специалист физико-механических проблем Минатома, и его труд также был отмечен орденами и медалями.
Мы неоднократно встречались с ним по моей корреспондентской работе в газете «Горьковский Университет». Он утверждал мой переход на индивидуальный план обучения с ограниченным посещением лекций. Андрей Григорьевич подписывал все командировки в мои дальние длительные экспедиции. Отправлял с докладами на научные студенческие конференции в другие университеты. Но на этот раз был особый случай. Мы с моим научным руководителем Валентиной Ивановной Борисовой разработали новую актуальную дипломную тему «Эктопаразиты колониальных птиц Камчатки». Для этого я сконструировал портативный аппарат для сбора эктопаразитов из подстилки гнезд морских птиц. Несмотря на мою уверенность и весомую аргументацию, от волнения предстоящего разговора с ректором у меня просто ноги подкашивались.
— Ну, с чем пришел на этот раз? — встретил меня вопросом Андрей Григорьевич.
Я разложил перед ним бумаги и начал издалека — о межконтинентальном значении колониальных птиц побережий океана в переносе опасных инфекций. И тут же прямо выпалил, что мне нужно ехать на Камчатку. По его виду, явно он не ожидал такой дерзости. Только вполголоса, глядя на бумаги, произнес не то в шутку, не то всерьез — в смысле, почему не на Аляску… Я терялся, но все же продолжал:
— Неделю ехать на поезде до Владивостока, а потом еще неделю на кораблях и катерах добираться до Кроноцкого заповедника на Камчатке…
— Не поедешь ты ни поездом, ни кораблями, — со всей серьезностью отрезал ректор и замолчал!
Меня словно молнией сразило, я потерял дар речи… «Полный провал!» — промелькнуло в голове.
— Полетишь самолетом до Петропавловска-Камчатского, — нарушив паузу молчания, быстро проговорил Андрей Григорьевич и поставил резолюцию на моем заявлении!
Красавец «Ил-18» поднялся с Московского аэродрома и направился к Северному полюсу. Достигнув Ледовитого океана, дальше пошел вдоль сибирского побережья на восток. Тринадцать часов полета — и я в диком восторге созерцал в иллюминаторе еще заснеженные Камчатские горы с дымящимися вулканами.
Прибыв в Кроноцкий, заповедник, уладив формальности, закупив продукты и навьючив лошадь снаряжением, отправился по берегу океана в места расположения колоний морских птиц. За каждым увалом, за каждым поворотом и мысом открывались пейзажи Тихоокеанского побережья необыкновенной первозданной красоты. Лагерь я разбил на высоком берегу, недалеко от большой колонии чаек, расположенной на отвесных скалах, круто обрывающихся в океан. Все шло замечательно. Используя страховочные приспособления, обследовал почти половину колонии. В одном месте, пренебрегая спасательным леером, решил перепрыгнуть небольшую пемзовую осыпь.
