— Как ты себя чувствуешь, Ал? — Гермиона перебирала его черные, шелковые волосы и смотрела на ямочку на худой щеке, когда Альбус поднял к ней улыбающееся лицо.
— Хорошо. И папа тоже — хорошо, — они одновременно взглянули на крепко спящего Гарри. — Ты ведь не оставишь его, правда? Ты не уйдешь, как мама и дядя Рон? Ты будешь с нами?
Гермиона сморгнула, чувствуя щемящую нежность к этому маленькому чуду. Он казался хрупким и совсем юным, но недетская мудрость, а главное — понимание чего-то взрослого, чего-то самого важного в жизни было в зеленых глазах семилетнего мальчика.
— Я буду с вами, если ты не против, — прошептала Гермиона, целуя Ала в макушку. Она не могла обмануть такого доверия со стороны ребенка, который всего два месяца назад потерял родного и близкого человека.
— Дедушка Альбус сказал, что ты очень сильная и очень смелая, а еще он сказал, что ты была самой-самой-самой умной в школе… И ты никогда не любила леденцы, значит, мне не придется с тобой ими делиться, — Альбус отстранился и уселся по-турецки, улыбаясь.
Гермиона была готова расплакаться от странного светлого чувства, что дарил ей этот мальчик с зелеными — отцовскими — глазами.
— Что ты хочешь на завтрак? — спросила она, осторожно вставая с постели и беря со стула свой халат.
— Я люблю йогурт. И молоко. А еще хлопья, если их залить тыквенным соком, накрошить туда сыр и порезать клубнику, но только мелко-мелко, — со знанием дела рассказал Альбус, тоже вставая. — А папа любит яичницу…
Гермиона, увидев, что Гарри заворочался, приложила к губам палец и протянула руку Алу. Тот поднялся, и они вместе вышли из спальни, спустились в кухню, где было прохладно. На столе — недоеденный кусок яблочного пирога. Видимо, его оставил Гарри, когда вставал ночью.
Альбус залез на высокий табурет и стал наблюдать за тем, как Гермиона ставит чайник и разогревает плиту.
— Гермиона, я не люблю собак…
Она резко повернулась и увидела, что мальчик смотрит на картину, вышитую Розой года четыре назад — на ней был большой черный пес. Глаза Альбуса были чуть испуганными и широко открытыми.
Она подошла и обняла его за плечи, понимая, что Альбус помнит то, что произошло на берегу:
— Не бойся. Ты же волшебник, ты легко можешь справиться с любой собакой. Вот увидишь.
Он кивнул, опять начиная улыбаться.
— А дядя Северус из снов грозился, что меня отправят на Хаффлпафф, когда я приеду в Хогвартс.
Гермиона разбила несколько яиц на сковороду и повернулась к холодильнику, чтобы достать все ингредиенты для странного завтрака Альбуса.
— Ну, ты его не слушай…
— А я ему ответил, что заставлю Шляпу отправить меня на Слизерин, — заявил твердо мальчик, беря протянутую ему коробку с хлопьями и насыпая в глубокую тарелку.
— Ты хочешь учиться на Слизерине? — немного удивилась Гермиона, вспоминая одного слизеринца, которого непроизвольно начала уважать. — Ведь все в твоей семье учились на Гриффиндоре…
Альбус улыбнулся, обильно заливая хлопья тыквенным соком:
— А я не такой как все. Я Альбус, как дедушка из снов, а он самый умный и самый добрый, а еще я Северус, как дядя, а он очень серьезный и тоже умный, он знает много-много зелий, и он учил меня играть картинками…
— Но ты ведь еще и Поттер, — Гермиона стала тереть сыр, стараясь не думать о том, что потом его придется смешать с тыквенным соком.
— Поэтому я буду играть в квиддич ловцом и буду самым лучшим на Защите от темных искусств, — привел свой аргумент Ал, беря ложку и размешивая сыр, который сыпал прямо рукой.
Гермиона лишь улыбнулась, возвращаясь к сковороде, где готовилась яичница для Гарри. На душе было тепло и светло, словно так и должно было быть, словно так было уже много дней подряд.
Конечно, были еще Роза и Хьюго, Джеймс и Лили. Было еще столько всего, но Гермиона не думала сейчас об этом, потому что этим утром она сделала первые шаги в новом мире. И этот мир не был ни хуже, ни лучше того, что остался в прошлом.
Этот мир был другим.
