— Насколько я поняла, у тебя тренировка, — напомнила Роза.
— Отвечай. Ты знала?
— Джим, я тебя умоляю, отстань, — попросила девушка. — Лили не могла не влюбиться в него, потому что ты все время с ним! А если вспомнить, насколько вы с ней близки, нет ничего невероятного в том, что твое чувство передалось ей, трансформировалось в ее нежной девичьей душе и начало разрастаться…
— Стой, минутку, — Джеймс сел рядом с Розой, нахмурившись. — А теперь все то же самое, только понятным человеческим языком, а не менторскими тирадами «а ля Гермиона Уизли».
— Слава Мерлину, что я говорю, как моя мать, а не как Малфой. Тебе можно только посочувствовать. Надеюсь, что Лили сможет перевоспитать его, а заодно — и тебя. А теперь оставь меня в покое! — Роза отвернулась и уткнулась в книгу. Джеймс испепелял взглядом кузину.
— Поттер! — окликнул его Майкл.
— Сейчас! — отмахнулся Джеймс и снова повернулся к кузине. — Она все еще на меня сердится? Я разочаровал ее?
Девушка вздохнула:
— Нет, конечно. Лили считает тебя самым лучшим из братьев…
На лице Розы был такой скепсис, что Джеймс даже обиделся:
— Но ты так не считаешь?
— Ну, знаешь, если бы мой брат растрезвонил подробности моей личной жизни по всей школе, я бы превратила его в слизняка, засушила, потом сварила зелье…
— Так, ладно, я понял. Сварила зелье, споила его нюхлеру, нюхлера бы убила, сожгла, пепел закопала в землю, землю сожгла, и следов Хьюго на этой земле мы бы никогда не нашли, — фыркнул Джеймс. — Вернемся к твоим заумным теориям. Ты говоришь так, будто она влюбилась в Малфоя из-за меня.
— Слушай, тебе, что, больше заняться нечем? Ну, какая тебе разница? Займись чем-нибудь, что от тебя зависит, например, тренировкой! И не мешай другим, — Роза снова отвернулась. — Майкл тебя сейчас проклянет!
Джеймс хмыкнул.
Гриффиндорец не хотел следить за сестрой, но ничего не мог с собой поделать. Он уговаривал себя, что просто беспокоится, но на самом деле — ревновал. Он ревновал сестру к другу. Наверное, так же, как мама ревновала отца к Гермионе. Чуточку, но ревновала. Так же, как сам Джеймс ревновал отца к Тедди Люпину. Это был эгоизм, неприятие того, что у близкого тебе человека появился еще кто-то, о ком он думает.
Лили же в это время спускалась из башни Гриффиндор, куда заходила, чтобы найти брата. Он почему-то не пришел на тренировку, и она побежала его искать. Лили предполагала, что он наглым образом спит, но когда заглянула в спальню мальчиков седьмого курса, на нее жутко накричал Клод Вейн, который в этот момент переодевался.
Наверное, они разминулись. Или нет? Может, с Джеймсом что-то случилось? Нет, этого не может быть. Но как узнать? Ответ пришел быстро: Слизерин. Уж если ни Малфой, ни Ксения не знают, где Джеймс, тогда пора ударяться в панику. А пока… Ну, мало ли с кем и где брат провел эту ночь.
Лили зарделась от своих мыслей, спеша вниз, к подземелью Слизерина. Могла ли она подумать, что однажды побежит за помощью к слизеринцам?
Девушка застыла перед голой, немного влажной стеной и поняла, что не сможет ничего узнать просто потому, что не знает, как добраться до Малфоя или Ксении. Она притопнула ногой, стараясь придумать, что делать, но тут ей повезло. Часть стены отъехала в сторону, и в коридор вышла высокая слизеринка с блестящими черными волосами. Она одарила Лили презрительным взглядом:
— Ты что тут делаешь, Поттер?
Лили подняла брови: эта старшекурсница знает, кто она такая?
— Пожалуйста, позови Ксению или Малфоя, — вежливо попросила гриффиндорка.
— С чего бы это я стала бегать ради тебя? То, что ты спишь с Малфоем, не делает тебя лучше, чем ты есть, Поттер, — фыркнула слизеринка, развернулась и пошла прочь, довольная собой. Лили уже доставала палочку, чтобы проклясть эту заносчивую брюнетку, но стена снова разделилась, и в коридоре показался сам Малфой. Он удивленно взглянул на Лили, а потом на удаляющуюся девушку.
— Привет, — немного неуверенно произнесла Лили, тут же смущаясь, потому что не видела слизеринца, как и брата, с того момента, как вчера выбежала из класса Трансфигурации, умирая от смеха. Она робко смотрела на его лицо. Было такое ощущение, что он недавно только проснулся, но на нем была теплая мантия, на шее замотан шарф, в руках — шапка.
