Когда тарелки опустели, а Рон, довольный, откинулся на подушку, Гермиона забрала у него поднос и села ближе.
— А теперь скажи мне, почему на тебя наложили Империус?
Муж отвел глаза, что не предвещало ничего приятного:
— Они испугались, — произнес он, комкая в кулаке простынь.
— Чего? — настаивала она.
— Приходил какой-то хмырь министерский, стал меня убеждать в том, какой я буду счастливый и богатый, если стану сотрудничать с Министерством.
— Он сказал, что за сотрудничество?
Рон покачал головой, глаза не поднимал.
— Не успел. Я утратил контроль над собой.
— Ты превратился? — Гермиона прижала ладонь ко рту.
— Почти. Этот урод стал рассказывать мне, — мне! — как тяжело живется в бедности, когда твое дело прикрывают, когда твою жену увольняют…
Гермиона закрыла глаза, отказываясь принимать все это. Шантаж. Открытый, беспощадный шантаж.
— Ты разозлился и стал превращаться? — прошептала она, беря его за теплую руку. В комнате было холодно, а он, раздетый по пояс, даже не замечал этого.
— Да. С тем мальчиком, Фредом, тоже сначала так было. Целитель сказал, что это временно, что потом Фред научился это контролировать, — Рон смотрел куда угодно, но только не на жену. — В общем, они оглушили меня, а очнулся уже под Империусом. Я боролся сначала, но я — не Гарри Поттер, — горько усмехнулся он.
— Поэтому ты так и ослаб, в таком состоянии сражаться еще и с чужой властью над тобой — это любого обессилит, — Гермиона села еще ближе и зажала ладошками его голову, чтобы не прятал глаза. — Рон, я не могу обещать, что все будет по-прежнему. По-прежнему уже не будет. Но мне все равно, оборотень ты или вурдалак какой-нибудь! Я люблю тебя и буду с тобой. Мы справимся.
Он кивнул, прижимаясь к ней:
— Осталась мелочь: не выводить меня из себя, — пробормотал он ей в плечо. — Ты принесла мне зелье?
Гермиона оторвалась от него и взяла с подноса кубок. Она смотрела, как он залпом пьет не самое вкусное снадобье, и сердце ее сжалось от сочувствия. Как он, наверное, боится, причем самого себя, но старается этого не показывать.
Раздался стук в дверь. Когда Гермиона разрешила войти, в комнату сделал шаг обеспокоенный Гарри.
— Привет, как дела? — он пожал руку Рону и попытался улыбнуться подруге.
— Уже лучше, только как-то не по себе, — усмехнулся Рон. — Как сам?
Гарри лишь пожал плечами, а потом повернулся к Гермионе:
— Тебе пришел вызов в Министерство. Думаю, допрос, облаченный в форму легкой беседы о произошедшем в нашей семье.
Все трое переглянулись. Странно, будто вернулись школьные времена. Они втроем попали в очередную переделку и решают, как из нее выбираться. Гермиона улыбнулась бы этим мыслям, если бы не серьезность ситуации.
— Как думаешь, они дойдут до того, что напоят меня Сывороткой правды? — спросила она у Гарри, сжимая руку мужа.
— Не знаю. У них нет доказательств, что ты что-то знаешь, — Гарри пододвинул стул и оседлал его, сложив руки на спинке. — Все-таки ты не просто жена пропавшего пациента, ты занимаешь высокий пост в Министерстве. Думаю, не посмеют. Но ты будь начеку.
— А тебя не вызвали? — Гермиона рассеянно взяла кусочек хлеба с подноса.
— Я уже был там с утра. Просто заходил узнать новости, заглянул к себе. Кингсли сказал, что официального дела по исчезновению Рона не завели.
— Это обнадеживает. Значит, боятся огласки, — улыбнулась она, перебирая теплые пальцы мужа. — Как думаешь, скоро они успокоятся?
Гарри пожал плечами. И тут Рон вдруг встрепенулся:
— Сколько же мне придется провести здесь взаперти?!
— Рон, это же для твоего блага, — упрекнула его жена, повернувшись.
— Знаете, что-то мне это напоминает, — грустно произнес Гарри, опуская зеленые глаза к полу. Друзья промолчали: зачем говорить то, что и так понятно. — Рон, потерпи. Ты не преступник, тебя не разыскивают всем волшебным миром. Нужно переждать полнолуние. Потом все, так или иначе, прояснится.
Рон поджал губы, но промолчал. Гарри сочувственно на него взглянул, потом поднялся:
— Мне пора, я обещал Алу, что зайду за ним к мистеру Уизли. Гермиона, проводи меня и закрой за мной двери. На всякий случай.
Она тут же встала и последовала за Гарри, понимая, что тому нужно о чем-то поговорить без Рона. Ведь двери запереть он и сам мог.
