Кому-то могло показаться, что машина и одежда украдены, однако более внимательный наблюдатель без труда заметил бы, что мужчины носили свои дорогие, но потрепанные вещи с привычной небрежностью и не видели себя в другой одежде.
— Не хотите связываться с полицией?
Проскрипевший этот вопрос Верба сидел в углу, в пыльном кресле, левый подлокотник которого слегка отошел в сторону; у ног старика дремал средних размеров койот. Гости вели себя по-хозяйски, однако Самуэль не выказывал по этому поводу никакого беспокойства. То ли знал, что ему ничего не грозит, то ли плевать хотел на возможные неприятности — старый он был, очень старый.
— Никто не любит связываться с полицией, — буркнул Бруно.
Эрик почесал затылок, подумал и решил дополнить двусмысленный ответ приятеля:
— Не дергайся, старик, мы наркоту не возим.
— Знаю.
— Знаешь?
— Я таких, как вы, уже видел… — с улыбкой протянул Самуэль. — Останавливались тут лет эдак… — Старик замялся. Койот поднял голову и зевнул. — Да, Франклин, правильно, лет эдак тридцать назад. Да… Тоже пили весь день…
Масаны переглянулись.
— Что значит «таких, как мы»? — поинтересовался Тео.
Нехорошо так поинтересовался, словно предупреждая, что развивать тему не следует, что сказано уже достаточно, а остальное лучше оставить за скобками. Однако Самуэль рекомендацию Луминара не расслышал или же оставил без внимания. Усмехнулся, провел ногой по спине вновь улегшегося койота и объяснил:
— Приехали перед рассветом, уехали после заката.
— Мы же сказали: хотим переждать жару, — угрюмо бросил Бруно. — Машина у нас не новая, боимся, что заглохнет в пустыне.
— Так я и не спорю. — Старик прищурился, отчего его выдубленное солнцем лицо стало похоже на скомканный бумажный пакет. — Может, пойдем в двигателе покопаемся? Подправим чего, чтобы ваша игрушка бегала шустрее, а?
— Может, и пойдем, — кивнул Робене. — Позже.
— Когда солнце зайдет?
— Надеешься увидеть закат? — осведомился Бруно.
— Почему нет?
— Язык у тебя длинный.
— Так я его распускаю только с теми, с кем можно, и только тогда, когда можно, — хмыкнул Самуэль. — Тридцать лет помалкивал, а теперь вот охота снова потрепаться.
— О чем?
— О вас.
— Зачем?
— Мне интересно.
Старик взял со стола бутыль, налил себе и протянул Тео. Тот не отказался, долил в кружку и передал самогон дальше.
— Я тогда руку порезал, — негромко продолжил Самуэль. — В машине их копался, ободрал — и в дом, перевяжите, кричу. Старший бинт достал, мазь какую-то, а тот, что с ним был, как только кровь увидел, аж затрясся. Ну, я и понял, что к чему…
Верба оборвал фразу на полуслове, и в комнате на несколько секунд повисла тишина. Ничего открыто не сказано, однако всем все понятно.
Бруно криво ухмыльнулся. Эрик передернул плечами, мол, я не хотел, но придется. А Тео поинтересовался:
— В сказки, значит, веришь?
— Сказки на пустом месте не родятся, — неспешно отозвался старик. — Всему причина быть должна.
— А ты, старик, причины этой самой не боишься?
— Тогда испугался, а сейчас-то зачем? — Самуэль улыбнулся. — Не впервой.
Да уж, вот тебе и захолустье, населенное простыми, не видящими дальше собственного носа челами. Масаны переглянулись. Никого из них не дергала проклятая жажда, никто не собирался пускать кровь древнему Самуэлю, однако привычка хранить свое существование в тайне требовала хотя бы обсудить ситуацию.
— Зажжем факел после заката, — негромко предложил Робене. — Никто о старике и не вспомнит.
— Полицейский машину в бинокль разглядывал, — качнул головой Бруно. — Наверняка номер записал. К чему лишний хвост? И так следим.
Однако окончательное решение должен был принять старший из Луминаров.
— То есть ты знаешь, кто мы? — тяжело уточнил Тео.
— Я же говорю: встречал.
— Почему тебя не высушили?
— Те масаны тоже сытые были, а на кровь паренек повелся, потому что молодой, — размеренно ответил Верба, после чего сделал большой глоток самогона, крякнул и вытер губы тыльной стороной ладони. В глазах старика появилась грусть. — Я, как все понял, просить стал: сделайте, мол, таким же! А они смеются. Выпили со мной да объяснили, где сказка, а где правда.
