— Я деньги принес, — буркнул писатель и сглотнул неожиданно сгустившийся комок.
— Ну, заходите! — весело сказал Ройстерман.
Они прошли в кабинет. Старик взгромоздился на стул, Прошин неуверенно присел в кресло. Помолчали. Прошин спохватился, достал пачку тысячных купюр, аккуратно положил на стол.
— Вот, — сказал он и кивнул в сторону денег. — Соблаговолите расписочку…
— Что? Расписку? — вскричал старик. — Ах, ну да, ну да.
Он достал лист бумаги, раскрыл старинный чернильный прибор, обмакнул перо с янтарной ручкой, очень четким почерком написал расписку, залихватски подписался, осушил чернила массивным пресс-папье и протянул лист Прошину. Тот прочитал, подтолкнул деньги пальцем. Старик взял пачку, небрежно бросил в ящик стола. Возникла неловкая пауза. Потом Прошин кашлянул, жалко улыбнулся:
— Эээ… А как же… товар?
— Товар? — старик вдруг захохотал. Потом резко оборвал смех. — Ах, да… Извините, просто вы очень веселите меня. Я не могу смотреть на вас без смеха. Товар ваш такого рода, что его не взвесишь, не отмеришь и не m`k|ex|. Но материальное воплощение вам будет, не беспокойтесь. Да вот и оно! — с этими словами он протянул Прошину еще один лист бумаги, мелко исписанный почти полностью. — Возьмите. Нет-нет, не читайте сейчас, все равно ничего не поймете! Потом, потом, когда придете домой. Да никому не показывайте! Ни жене, ни детям, ни Корзунову! Корзунову именно ни в коем случае! Иначе колдовство пропадет…
— Колдовство? — слабо выдохнул Прошин.
— Ну, а вы как думали? Я ведь не господь бог. Я скорее…Но не будем о грустном, — старик осклабился, показав большие желтые зубы. — Спрячьте лист и поспешите домой. И никому! Помните об этом!
Прошин не вышел, выплыл из кабинета. Каким-то непонятным образом он оказался на улице, огляделся и поплыл к подворотне. Он не чувствовал собственного веса. Он летел, летел!
Прибежал домой, проскочил мимо удивленной жены в кабинет, заперся на замок, постоял в раздумье — замок показался ему не совсем надежным. Выбежал в прихожую, схватил швабру, метнулся назад. Заложил шваброй ручки двери, замкнулся. С той стороны неуверенно поскреблись, и голос жены поинтересовался, что такое он делает.
— Не мешай мне! — прорычал Прошин, с разбегу бросился в кресло.
Достал листок, полученный от Ройстермана, вгляделся в него. Ему ничего не удалось понять. Какие-то буквы, кое-где мелькают слова, но когда к ним возвращаешься взглядом, их уже нет. «Глупость», «талант», «деньги» — эти слова встречаются часто, но исчезают, исчезают, и нет никакой возможности их поймать.
— Витя, — послышался слабый голос жены. — Тебя к телефону. Корзунов.
— К черту Корзунова! — проревел в бешенстве Прошин. — Я ему потом перезвоню! И не мешай мне, я же просил!
Он с досадой отшвырнул листок, забегал по кабинету. Через некоторое время до него дошло, что он не переобулся и топает по ковру в грязных башмаках. Никогда ничего подобного он себе не позволял. Он снял ботинки, подвигал пальцами ног в старых черных носках. Идти за тапочками не хотелось. Снял плащ, пиджак, подумал немного и швырнул в угол, не узнавая себя. Упал в кресло, придвинул к себе клавиатуру компьютера и начал с остервенением стучать по клавишам.
— Витя, ну ты даешь! — глядя на Прошина круглыми глазами, сказал Корзунов. — Три дня сидишь взаперти, на звонки не отвечаешь. Жену бы хоть пожалел! Она места себе не находит. А ты что? Не жрал, похудел, глаза впалые, нос острый, морда сиреневая. Что ты хоть делал-то?
— Работал я, Леша.
— И что? Наработал что-нибудь?
— Наработал, — Прошин сладко потянулся, кивнул на стол, где лежали отпечатанные листы. — Возьми, почитай.
Корзунов схватил листы с такой быстротой, что Прошин отшатнулся, впился в текст глазами, начал читать.
— Ммм, — произнес он через минуту. — Ты с ума сошел, да?
— В каком смысле?
— Тебя за такой текст редакторы порвут на части!
— Не порвут… — неуверенно произнес Прошин.
Корзунов не ответил. Закончив чтение, он нервно смял листы, не замечая, что делает, посмотрел мимо Прошина.
— Ну? — не выдержал тот.
— А? Что?
— Как тебе… рассказик?
— Рассказик? Это вот ты называешь рассказиком? Нет, погоди, я не знаю, что сказать. Погоди… Извини, я бумагу помял… Послушай, я пойду, ладно?
