Клавдия… Эта красивая девчонка привязалась к своему молодому спасителю, вытеснив из его сердца прежнюю любовь – Флавию Сильвестру, с которой Рысь познакомился еще в Галлии. Однако Флавия вместе со своей семьей переехала в Рим, где тут же переняла все привычки столичной золотой молодежи и вышла замуж за одного из богатейших аристократов, Гнея Клавдия Роста – желчного кривоногого старика. Эх, Флавия, Флавия… Впрочем, может быть, она и была права. Красота – тот же товар, который нужно суметь выгодно продать. Флавия сумела… Кто ее будет осуждать за это? Что касается Клавдии – та, наверное, была слишком юна и наивна, да и Юний вовсе не собирался оставаться в Британии. Едва выпала возможность, он вернулся в Рим, к радости друзей и любимых женщин.
Вот только привезенные из Британии деньги быстро закончились, нужно было на что-то жить, а поступать на императорскую службу Рысь больше не хотел – не желал ни от кого зависеть. Император Александр Север, несомненно, был неплохим человеком – образованным, умным, порядочным, вот только слишком доверял советам матери, прожженной интриганки Юлии Маммеи. Да и других интриганов при дворе хватало, взять хотя бы того же Максимина Фракийца, трибуна четвертого легиона. Как умный и начитанный человек, Рысь хорошо понимал, что карьера при дворе ему не светит, а поэтому выбрал юриспруденцию и теперь зависел сам от себя, вернее, от своих гонораров, для провинции неплохих, прямо скажем.
Идея уехать из Рима в провинцию возникла у него не сразу и не вдруг, а после долгих размышлений. Да, конечно, Юний не потерялся бы и в Риме, но ему все меньше и меньше нравился этот город, пухнувший от богатства и крови провинций. Свободные жители Рима – граждане – не работали, вообще презирали любой наемный труд. Даже представители свободных профессий – художники, архитекторы, юристы – получали не заработную плату по найму, а почетное вознаграждение – гонорар. Есть разница.
Жиреющий и развратный Рим все больше производил впечатление обреченного города, который ненавидели все провинциалы. Ненавидели – и стремились к нему, ибо Рим был сосредоточием денег, а деньги правили миром. Римским миром.
Однако чем дальше, тем все больше денег оставалось в провинциях. Именно там бурлила настоящая жизнь – на виноградниках Галлии и Испании, на пшеничных полях Египта, в германских рудниках, в кузницах Британии, в стекольных мастерских Колонии Агриппина и Августы Треверов. Провинции были сильны производством, предприимчивыми людьми, меценатами – а в Риме оставались лишь паразиты-ростовщики да тупая военная сила. Да и в войсках все больше места занимали варвары. Римляне, пресыщенные и развращенные, еще по привычке считали свой город центром мироздания, но времена менялись, и довольно быстро. Все больше людей в провинциях задумывалось над вопросом: а зачем им кормить этот распухший развратный город? Не лучше ли послать подальше и жить без него? Своим трудом, своим умом, своими деньгами. Подобные настроения все больше овладевали провинциальной знатью, и в недалеком будущем им предстояло стать одной из причин падения великой империи.
Уехав из Рима, Рысь вдруг почувствовал молодую силу дряхлеющей державы, перетекшей из столицы в провинции. В Германиях, Лугдунской Галлии, Белгике, Норике или Реции не было заметно римской спеси и римского безделья, зато очень хорошо просматривалась римская предприимчивость, римская хватка, римский здоровый цинизм. Свежая кровь бурлила в провинциях, скрепленных в единое целое силой легионов и едиными для всех законами. И законы, пожалуй, играли даже большую роль.
Августу Треверов Рысь выбрал по совету старых знакомых, достигнувших известности в армии, – легата Гая Валерия Прокла-младшего и Квинта Луция, командовавшего когортой преторианской гвардии.
– Понимаешь, Юний, – потягивая дорогое фалернское вино, убеждал Валерий. – Ты бы мог поехать, скажем, в Александрию или поближе, в Массилию, но подумай о будущем. Германцы – это, знаешь ли, те еще люди! Они давят, давят на имперские земли со всех сторон, и, клянусь богами, это очень скоро к чему-нибудь приведет!
