Олейников как-то заметил, что народ недолюбливает Хазаровского за то, что он заставил всех вкалывать. «Даже меня!» — с некоторым удивлением добавил он.
По крайней мере, Леонид Аркадьевич не делал для себя исключений.
— Артур, пойдем на балкон чаю попьем, — сказал император.
Не то, чтобы арктический холод, но тон прохладный. На балкон, видимо, для усиления впечатления. Весна же еще! На мраморной балюстраде — капли росы. И слегка видно дыхание. А я в одной рубашке. Не бежать же за курткой, оттого что Хазаровский позвал на балкон. Не могу же я заставить ждать императора.
Леонид Аркадьевич в костюме. Ему тепло.
От чая поднимается пар.
— Думаю, ты знаешь, о чем будет разговор, — говорит император.
— Да.
— Я слушаю.
— Где-то в веках с фамилией «Кривин» случилась мутация, и из нее выпала буква «д», — начинаю я, грея руки о чашку чая.
— Угу! — улыбается Хазаровский. — Значит, относительно вашего романа с Мариной это неправда?
— Правда, — говорю я.
— Вот зачем нужна независимая пресса! Откуда еще узнаешь об отношениях своих детей?
— А то, что вы высылаете меня из Империи именно поэтому, правда? — перехожу я в наступление, хотя холод пробирает до костей, лишая желания атаковать.
Куртку бы! Или в теплую гостиную. Я тоскливо посматриваю на ярко освещенную балконную дверь и окно. Там осталась Маринка.
— Нет, — говорит Хазаровский. — Это неправда. Также как про кокаин.
— Я знаю. Я…
— Защитил мою честь, — усмехается он. — И лишил меня морального права подать на него в суд.
— Марина сказала, что вы не собирались этого делать.
— Ну, почему бы и нет? Действительно, пресса не должна превращаться в клоаку. Не хочется, конечно, тратить время на подобную мышиную возню, но этим бы занялись адвокаты.
— Извините, если я был неправ. Не сдержался.
— Ладно, я понимаю твои чувства. Хотя иногда очень полезно сдерживаться.
— Постараюсь.
— Кстати, в одном господин бывший Кривдин безусловно прав. Ты действительно несовершеннолетний, находишься под моей опекой, и я не имею права подвергать твою жизнь опасности. Все-таки другой мир, со своими правилами.
— На Анкапистане совершеннолетие в пятнадцать лет, — заметил я.
— Мы же не на Анкапистане.
— В моем возрасте отец уже командовал кораблем, а через три года — всем тессианским повстанческим флотом!
— Лучше бы он этого не делал.
Я молчу, наконец, отпиваю чай, уже почти остывший.
— Я воспринимал тебя как взрослого, — продолжает он. — Взросление очень индивидуально.
— Я сдам экзамены и, если пройду, поеду, — сказал я. — Что бы там ни говорили.
— Хорошо, — сказал император. — Артур, а ты не простудишься? Пойдем в дом!
Мне хотелось расхохотаться. Я чуть не прыснул со смеху.
— Ничего, ничего, государь.
Мы встали, он положил мне руку на плечо и тихонько подтолкнул к балконной двери.
— Отец передавал вам уверения в своей преданности, — сказал я.
— Спасибо, от Анри Вальдо это очень ценно. «Историю» я получил. Буду изучать.
Через несколько дней Леонид Аркадьевич дал интервью общенациональному порталу «Кратос–1». Точнее лично госпоже Ромеевой Юлии Львовне, оппозиционной журналистке в эпоху Страдина да и сейчас известной крайне либеральными взглядами и полным презрением к авторитетам.
Как император решился отдаться на милость этой рыжей фурии, для меня загадка. Для нее, видимо, тоже. Она с этого и начала.
Леонид Аркадьевич вошел в студию и непринужденно опустился в кресло.
— Добрый день, Леонид Аркадьевич, — сказал фурия с плотоядной улыбкой.
Еще бы! Конечно, Леонид Аркадьевич! Слово «государь», думаю, и после референдума будет застревать у нее в горле, а сейчас-то вообще без шансов.
— Добрый день, Юлия Львовна, — улыбнулся император.
— Леонид Аркадьевич, почему вы согласились нас посетить? Мне говорили коллеги, что вы отказали в интервью нескольким журналистам, причем куда менее бесцеремонным.
— Вы очень самокритичны, Юлия Львовна. Однако мне придется начать с комплимента. Люди, о которых вы говорили, не вызывают у меня доверия. Они льстили Страдину, когда тот был императором. А значит лгали. Теперь будут лгать мне? Их лесть мне не нужна, как и их согласованные вопросы. Я вполне в состоянии ответить на несогласованные. У нас с вами несколько разные взгляды, но не фатально разные, так что я думаю, мы как минимум поймем друг друга. А главное вы никогда не давали повода упрекнуть вас в нечестности. Ошибки у вас были, но я не помню явной лжи. Так что, если у вас для меня набор жестких и бесцеремонных вопросов — задавайте. Постараюсь ответить.
