Темой обсуждения в Вашингтоне являлась атомная бомба; это оружие было спроектировано и создано международной командой ученых под англо-американским руководством, и в основном на американские деньги. Вопрос заключался в том, надо или нет делиться последними секретами – большинство их уже стало достоянием науки – с остальным человечеством. Полвека спустя идея простодушной передачи сталинскому Советскому Союзу научных и промышленных знаний, необходимых для создания атомной бомбы, звучит невероятно, но тогда она дикой не казалась, и 11 сентября военный секретарь США Стимсон, который вскоре уйдет в отставку, послал памятную записку президенту Трумэну с рекомендацией поступить именно так. Его аргументация была проста. Советский Союз так или иначе, но создаст атомную бомбу в обозримом будущем, так зачем рисковать ухудшением отношений, отказавшись поделиться секретами сейчас? Если две силы доверяли друг другу, то можно поставить применение бомбы вне закона и направить свои усилия на использование атомной энергии в мирных целях.
Советские могли не знать о записке Стимсона, но выраженное в ней мнение четко прослеживалось в «мейнстрим»-высказываниях американской и английской прессы. В редакционной статье Times от 9 октября предлагалось доверить ООН все секреты атомной бомбы; через пять дней Ассоциация ученых Лос-Аламоса выступила с заявлением, что секретность в этом вопросе приведет к «непрекращающейся войне, гораздо более жестокой, чем только что закончившаяся». Ученые не только высказались в пользу международного контроля, но и рекомендовали ввести «запрет на секретность в национальных и интернациональных отношениях» при условии свободного доступа во «все лаборатории, как военные, так и промышленные».
У американцев появился шанс протестировать, насколько высок может быть уровень доверия в отношениях с СССР, но Трумэн и думать об этом не хотел. К концу месяца он выступил с программной речью, выдержанной в агрессивном ключе, в которой определил двенадцать главных линий американской внешней политики, одну из которых – требование глубокого сотрудничества между странами – русским невозможно было принять без полного демонтажа своей социо-экономической системы. По вопросу об атомном оружии американский президент сообщил о близящихся обсуждениях темы с Англией и Канадой, но подчеркнул, что «эти дискуссии не будут затрагивать процессы создания и производства атомной бомбы». В американском владении этим оружием «нет угрозы другим нациям».
Британская пресса с этим не согласилась. Times доказывала, что «святое доверие», которое должны испытывать, по мнению Трумэна, другие страны к США, по исходной идее суть атрибут Совета Безопасности ООН. Daily Express пошла еще дальше: «Мир во всем мире, – говорилось в редакционной статье от 31 октября, – зависит исключительно от сотрудничества между Британией, США и Россией. Другого пути нет. Как можно сотрудничать без доверия? Снимите шоры. Взаимного доверия пока нет. Его надо еще создавать. Создавать веру! Создавать условия, при которых каждая великая нация будет верить в желание других добиваться мира во всем мире. Передайте секреты атомной бомбы России».
В тот же самый день государственный секретарь США Бирн предложил гораздо более примиряющую позицию, чем ту, которую занял президент. США, заявил он, никогда не присоединятся к враждебному России блоку.
Быть может, уповая на то лишь, чтобы надежда не пропала совсем, 3 ноября министр иностранных дел СССР Молотов ответил в похожем тоне. Жертвы, понесенные Советским Союзом в войне, дают нам право на доступ к атомным секретам, заявил он, и, в любом случае, совместное владение бомбой является лучшим способом сохранения мира. Может быть, премьер-министр Эттли, только что прибывший в Вашингтон для обсуждения этого вопроса с Трумэном, мог убедить американского президента еще раз вернуться к этому вопросу.
Но Эттли, конечно, прибыл в США и для того, чтобы обсудить условия займа. Впереди были две важные недели как для Британии, так и для СССР, и в течение этого времени наиболее заметным присутствием русских на Западе должны были стать футболисты. Редко, очень редко какое-либо спортивное событие настолько зримо сопрягалось с политикой и имело такое большое значение.
