— Простите — нельзя ли взглянуть на вашу программку? Боюсь, я обронила свою, пока пробиралась к месту.
— Пожалуйста, — сказал он.
Он протянул ей программку, и она тотчас в нее углубилась. Свет погас. Началось второе отделение концерта. Зазвучала увертюра к «Лоэнгрину»[54]. Когда она кончилась, соседка вернула ему программку, коротко поблагодарив.
— Большое спасибо. Вы очень любезны.
Следующим номером были «Шорохи леса» из «Зигфрида». Сэр Стаффорд посмотрел в программку. Только теперь он заметил, что внизу страницы что-то было едва заметно написано карандашом. Света было маловато, и он даже не попытался сразу это прочесть. Он спокойно закрыл программку и так и держал ее в руке. Так как сам он ничего на ней не писал, значит это сделала она, или, скорее всего, заранее написала что-то в своей программке, а затем во время увертюры вынула ее из сумочки и передала ему. Он снова был окутан прежней таинственной атмосферой, полной опасности и приключений. Сначала встреча на Хангердфордском мосту и конверт, торопливо вложенный ему в руку. Теперь эта женщина была рядом. Он бросил на нее один или два быстрых, безразличных взгляда, как смотрят обычно на незнакомых людей, оказавшихся рядом. Она откинулась в кресле; на ней было платье из матового крепа с высоким воротом, на шее — старинное ожерелье крученого золота. Темные волосы были коротко острижены и гладко уложены. Она не смотрела на него и не отвечала на его взгляды. Он задал себе вопрос: нет ли кого-нибудь в зале Фестиваль-Холла, кто наблюдал бы за ней — или за ним? Следил, не смотрят ли они друг на друга, не разговаривают ли? Весьма возможно, что так оно и есть, да, скорее всего, именно так. Она откликнулась на его объявление. Что ж, ему бы хватило и этого. Любопытство его, разумеется, не было удовлетворено, но зато он точно теперь знал, что Дафна Теодофанос — или Мэри Энн — жива и находится здесь, в Лондоне. В будущем могут представиться другие возможности узнать, с кем он имеет дело. Но план сражения разрабатывает она. Ему придется следовать ее указаниям. Он будет следовать им и дальше, как тогда в аэропорту, и — нельзя не признаться — он вдруг ощутил, что жизнь его стала куда интереснее. Это было лучше нудных конференций, заполняющих жизнь дипломата. А та машина — его и вправду пытались сбить? Несомненно. А потом еще раз… Конечно, у нас у всех такое воображение… а водители гоняют так беспардонно, что подозрения невольно могут возникнуть на пустом месте. Он свернул программку и положил ее во внутренний карман пиджака. Очередной номер закончился. Женщина в соседнем кресле громко вздохнула, затем заговорила, вроде — как бы сама с собой, а возможно с соседом слева, при этом она то и дело громко вздыхала.
— Юный Зигфрид, — сказала она и снова вздохнула.
Программа завершилась маршем из «Мейстерзингеров»[55]. Публика бурно аплодировала, потом стала расходиться. Он ждал — не подаст ли она ему какой-нибудь знак, но нет, знака не было. Она подобрала свою накидку, прошла вдоль ряда, слегка прибавила шагу и затерялась в шумной толпе.
Стаффорд Най нашел свою машину и отправился домой. Приехав, он развернул программку и, пока закипал кофе, принялся внимательно ее рассматривать.
То, что оказалось в программке, сильно его разочаровало, чтобы не сказать больше. В ней не было никакого послания. Только возле списка номеров едва виднелись какие-то значки, которые он не успел разглядеть в зале. Но это были не слова, не буквы и даже не цифры. Похоже… Да, это были просто ноты! Казалось, кто-то нацарапал музыкальную фразу не совсем подходящим для этого карандашом. На минуту Стаффорду Наю подумалось, а нет ли там симпатических чернил[56], которые проявятся под действием тепла. Довольно опасливо, порядком стыдясь своего романтического предположения, он подержал бумагу перед электрическим камином, но на ней совершенно ничего не высветилось. Он вздохнул и бросил программку на стол. Его охватил праведный гнев. Вся эта нелепица — встреча на мосту над рекой, под ветром и дождем! Просидел весь концерт бок о бок с женщиной, которой ему так хотелось задать кучу вопросов, — и чем все кончилось? Да ничем! Полный тупик. И все же она с ним встретилась. Только зачем? Если она не собиралась поговорить, условиться о дальнейших встречах, зачем было вообще приходить?
