Пассажир без билета - страница 69

Большинству ребят лет по восемнадцать. Они в штатском — в поношенных, выцветших пальто, стеганках, ушанках. У всех полупустые вещмешки, только у самого маленького паренька-марийца некрашеный фанерный чемодан с висячим черным замочком. Фанера старая — облупилась, обилась по краям. На вид мужичку с ноготок лет четырнадцать, от силы пятнадцать, но все величают его Иваном Ивановичем. Это он сам себя так отрекомендовал под дружный взрыв хохота. И по фамилии он Иванов.

В огромном физкультурном зале, где собрались все новобранцы, было весело и шумно. Вошел дежурный красноармеец с красной повязкой на рукаве и рядом с плакатом «Родина-мать зовет!» вывесил вечернюю сводку Совинформбюро:

ТРЕТЬЕГО НОЯБРЯ НАШИ ВОЙСКА ОСТАВИЛИ ГОРОД НАЛЬЧИК.

Все приумолкли.

Красноармеец, стуча коваными сапогами, прошел мимо окон, замаскированных бумажными черными шторами, к большой карте. Все молча двинулись за ним. Он влез на стул, укрепил на карте новый флажок, спрыгнул на пол и ушел, скрипнув дверью.

В тишине изумленно прозвучал детский голосок маленького марийца:

— За шестнадцать месяцев войны какой кусище нашей земли отхватил фашист! Ай-ай-ай-ай! Страшно глядеть...

И тут же сразу всех прорвало: загудели, как пчелы в улье. На какой фронт пошлют их, призывников? Хорошо бы в район Сталинграда или Туапсе. Там сейчас самые ожесточенные бои. Когда же их сформируют наконец? Когда обмундируют? Вооружат?

До чего медленно работают все эти комиссии на первом этаже! Что там обследовать? Все здоровы, все годны, все рвутся в бой!

Не очень высокого, чуть скуластого, крепко сбитого паренька без шапки, с торчащей из мешка трубой, окликнул подтянутый, стройный командир со сросшимися на переносице бровями:

— Эй, товарищ! Ты, ты, длинноволосый!

Он подошел.

— Фамилия?

— Осинский.

Оба улыбнулись.

— Цыган, что ли?

— Почему цыган? Русский.

— Значит, из артистов?

— И не из артистов, — сказал Осинский. — И не из попов. Просто прическа такая.

Еще по дороге на призывной пункт он твердо решил никому не рассказывать о своей профессии.

«С цирком все кончено. Воевать так воевать».

Больше того. Подойдя к школе, он обогнул здание и вошел в калитку. Воровато озираясь, переворошил мешок, вытащил с самого его дна прочный широкий резиновый пояс-бандаж, без которого не обходится ни один акробат, ни один прыгун, ни один гимнаст, и, в последний раз глянув на него, с трудом разорвал и забросил в кусты.

— Зачем же все-таки такую копну отрастил? — спросил командир. — Мода, что ли?

— Мода.

— Вот что, брат. Прощайся с ней, с этой модой. Комсомолец? Отлично. Получишь сейчас команду в тридцать человек, сводишь в баню, а завтра первым дачным в Коломну. Разыщешь монастырь, что напротив Голутвинского, спросишь командира батареи Горлункова. Меня, значит. Вопросы есть?

— Где будем ночевать?

— Здесь же, в школе. Занимай кабинет химии. Советую. На столах устроитесь удобнее, чем на партах. Что это у тебя из сидора торчит?

— Из какого сидора?

— Из вещмешка, значит.

— Труба это. Корнет-а-пистон.

— Значит, я верно насчет артиста угадал? Выходит, трубишь? Из джаза?

— Да не артист я. Не артист! — упрямо повторял Осинский. — Рабочий. А труба так... Любитель музыки... Самодеятельность... Могу идти?

— Можешь идти.

Ранним утром новобранцы прибыли в Коломну. Было еще темно. У черного громкоговорителя на узенькой улочке стояла толпа. Раздавался знакомый голос Левитана:

— Передаем Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик от четвертого ноября тысяча девятьсот сорок второго года.

Они подошли ближе к репродуктору.

— Об образовании Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашисгскнх захватчиков и их сообщников.

Люди слушали молча, хмурились, изредка бросая зло и коротко:

— Что творит немец! Что творит!

— Бандиты!

— Звери!

Передача закончилась. Новобранцы построились не по росту и двинулись не в ногу.

Вот и монастырь.

— Нам командира батареи Горлункова, — сказал Лева часовому у ворот.

— Проходите.

Они вошли во двор, обнесенный высокой каменной стеной с башенками. В центре большая церковь, старая, потемневшая, облупившаяся от времени. Окна зарешеченные. Стекол нет, дыры забиты фанерой, заткнуты тряпками. По всему двору множество различных старых и новых деревянных построек, похожих на склады для зерна. За ними, у широкой кирпичной стены, красноармейцы занимались утренней зарядкой.