– Извольте испить с нами чаю! – засуетилась Прасковья Ивановна, встречая гостей. – У нас чай особенный, с травами. Как раз и самовар поспел! – Она нервно поправила высокую прическу и изобразила на лице улыбку.
– Что же… – важно проговорила седая дама, снимая перчатки, – благодарствуем за приглашение!
Ее спутник – худощавый молодой человек, одетый в скромный сюртук, – неловко откашлялся, озираясь по сторонам.
– Веди Палашу! – шепнула Прасковья Ивановна прислуживавшей девке. – Да смотри, чтоб без фокусов!
Хозяйка вновь улыбнулась гостям и жестом пригласила их к столу. Там на праздничной скатерти красовался пузатый расписной самовар, вокруг него на фарфоровой посуде блестели бока пирогов, а в вазочках манили к себе засахаренные фрукты.
Только гости сели за стол, как в гостиную стремительно вошла высокая девушка.
– А вот и наша Пелагея Ивановна! – Прасковья Ивановна встала и чинно представила гостям свою дочь.
Молодой человек вскочил с места и, прежде чем поклониться, внимательно посмотрел на вошедшую.
На праздничной скатерти красовался пузатый расписной самовар, вокруг него на фарфоровой посуде блестели бока пирогов, а в вазочках манили к себе засахаренные фрукты
Девушка производила странное впечатление. Она была, безусловно, красива, к тому же крепка и осаниста. И богатое платье с вышитыми цветами выгодно подчеркивало ее фигуру. Но что-то было в лице девушки слишком решительное, если не сказать – лихое. Она быстро взглянула на гостя. И этот взгляд также удивил юношу. В нем чувствовалась огромная сила и в то же время беззащитность.
– Сергей Васильевич Серебреников, – отчеканил гость.
Девица кивнула, прикусила губу и с шумом села за стол.
– Погода сегодня солнечная, не правда ли? – непринужденно заметила Прасковья Ивановна.
– Да, в этом году весна рано началась в Арзамасе, – ответила гостья.
Подали чай.
За столом дамы вели разговор об особенностях местного климата и ландшафта, с беспокойством поглядывая на молодых. Юноша заметно переменился с приходом Пелагеи Ивановны. Он выпрямился, и лицо его приняло твердое выражение. Это уже был не прежний робковатый юнец, а мужчина с серьезными намерениями. Девушка же, напротив, словно осунулась. Она забилась в дальний уголок стола и обреченно разглядывала чашку.
– Да, лето, видимо, будет засуш… – Прасковья Ивановна осеклась. Страшная картина предстала перед ее взором: ее дочь, Пелагея Ивановна, ложечкой лила чай на узорные цветки на своем платье. Польет и пальцем размажет. Польет и размажет. – Дуня! – завопила хозяйка.
Служанка подбежала к барыне.
– Дуня, – сказала Прасковья Ивановна, – подай Палаше чаю. – И зашептала на самое ухо: – А станешь чашку подавать, незаметно ущипни ты дуру-то, чтоб не дурила!
Дуняша послушно подошла к Пелагее Ивановне, протянула ей чашку и с удовольствием пресильно ущипнула ту за локоток.
– Что это? – вскричала девица и обратилась к Прасковье Ивановне: – Маменька! Или уже вам больно цветочков жалко-то? Ведь не райские это цветы!
Прасковья Ивановна стала бела как мел, а седая гостья вопросительно подняла брови.
* * *
– Ну и как вам невеста? – нетерпеливо спросил Сергей Васильевич в тот вечер свою крестную мать, сопровождающую его на смотринах.
– Не бери, Сергей Васильевич, – отрезала та. – Это не дело, что она богата. Ведь и вправду все говорят, что она глупая.
– Нет… – покачал головой юноша. Из его головы не выходил тот единственный взгляд, которым Пелагея Ивановна одарила его при встрече. – Она вовсе не глупая. А только некому было учить ее, вот она и такая. Как лошадь необъезженная. Что же, я сам и буду учить ее!
Крестная вздохнула и неодобрительно пожала плечами. Сергей Васильевич отличался упрямым нравом.
* * *
В тот день многие богомольцы Саровской пустыни лицезрели пренеприятнейшее явление. Разъяренный мужчина расхаживал по обители, грозясь все разрушить до основания и требуя, чтобы братия вернули его супругу.
– Да что случилось-то? Кто этот господин? – шепотом спросил лысоватый старичок с котомкой за спиной у толстой бабы, сидевшей возле храма.
– Что случилось?! Кто ж его знает! – ответила она и хитро улыбнулась.