Дозорные не сомневались в правдивости слов возницы, тот постоянно смахивал с глаз набегавшие слезы, но всё же решили проверить содержимое повозки. Откинув полог, они увидели Кин, убитую горем, та оплакивала свою хозяйку, которая в любой момент была готова отдать душу в руки Аматэрасу.
– Благородная госпожа, – заметил один из дозорных и отдал команду страже, охранявшей Южные ворота: – Отворяй! Пропустить повозку!
«Умирающая» Саюри-сан благополучно покинула город. По мере того, как повозка приближалась к Юдонояме, женщине становилось лучше. Она отрыла глаза:
– Кин, дай мне воды, – вымолвила она вполне отчётливо.
Девушка несказанно обрадовалась.
– Ах, госпожа! Стоило покинуть Киото, как у вас появился румянец! Болезнь отступила!
Кин попоила госпожу и бережно уложила её на дно повозки.
– Как только мы прибудем в Юдонояму, я совершенно исцелюсь, – пообещала Саюри – сан, ведь действие зелья постепенно ослабевало.
* * *
По мере того, как канцлер безуспешно пытался привлечь киотских аристократов на службу, в лагере, разбитом вокруг Нисиномии, назревал бунт. Некоторые самураи, окончательно убедившись, что Боги отвернулись от Тоётоми и решили покинуть бакуфу, присоединившись к императору. Наконец, один из них предложил уничтожить всех сторонников Верховного сёгуна, которые находятся в лагере, его самого обезглавить и уж потом, положив «ценный» трофей в шёлковый мешок, отправиться к императору. Заговорщикам понравилось это предложение, и они тотчас решили воплотить его.
Вассалы, воодушевлённые волей Богов, безоговорочно поддержали своих господ и, дождавшись сумерек, напали на ярых сторонников Тоётоми. В лагере началась кровавая резня. Несмотря на неожиданное нападение заговорщиков, сторонники сёгуна не желали умирать без боя, тем более что среди них было немало доблестных воинов.
Но заговорщики оказались в численном превосходстве, а ряды преданных сёгуну самураев постепенно редели, так как значительная их часть контролировала Киото и императорский дворец.
Весть о предательстве самураев достигла Тоётоми, когда тот уже ложился спать в одном из павильонов Нисиномии, наспех украшенном шёлковой драпировкой, гобеленами и будзинга. Он накинул кимоно, схватил вакидзаси и бросился к выходу, но…
Не успел Тоётоми покинуть павильон, как его окружили бунтовщики. Тоётоми, ослеплённый гневом и ненавистью, взревел:
– Я убью каждого, кто приблизиться ко мне! Вы давали мне клятву верности!
– Да, но вы тоже давали клятву верности нашему императору! А теперь ведёте нас против него! – вскликнул один из самураев. Остальные сомкнули вокруг сёгуна ряды, не желая выпускать его живым.
– Мы даём вам возможность закончить свой жизненный путь достойно! – сказал пожилой самурай. – Я сражался с вами во многих битвах и сделаю всё как положено: после харакири совершу сеппуку, тем самым, избавив вас от страданий и позора.
Тоётоми застыл в боевой стойке. Неожиданно, он сделал резкое движение правой рукой, вонзив вакидзаси себе в живот, согнулся от нестерпимой боли и издал приглушённый хрип. Клинок вакидзаси раздирал его трепещущую плоть, кровь обагрила кимоно и хлынула на землю…
Пожилой самурай взмахнул катаной – голова сёгуна покатилась к ногам бунтовщиков… Всё произошло слишком быстро.
