— Недавно в части прошли боевые учения с участием временно призванных в ряды Вооруженных сил военнослужащих запаса, — прокомментировал эти кадры диктор. — Мозговым центром учений стал пункт спутниковой связи… — в качестве такового на экране фигурировали планы, украденные Александром из рекламного ролика НАСА. — Оборудованный по последнему слову техники руками резервистов — тех, кого отдельные недобросовестные писаки зачастую именуют людьми, пренебрегающими нормами воинской жизни. Они же отвечают на это делом, ежеминутно и ежечасно овладевая азами нелегкого ратного труда.
Последовала новая серия постановочных кадров: «партизаны» за чисткой оружия, «партизаны» на огневом рубеже и так далее… После чего кино подошло к главному.
— Да и может ли быть иначе, — патетически воскликнул диктор, — если любовь к военному делу им прививают такие полководцы, как генерал-майор Кипелов… — крупный и слегка подретушированный портрет генерала занял весь экран. — Спланированные им и прошедшие под его личным руководством учения…
Экранный генерал сказал: «Соберите весь имеющийся личный состав. Через сорок минут проверим, как вы владеете оружием».
— …Закончились полным разгромом противника. Присутствовавшие в качестве наблюдателей представители НАТО…
— Салливан прислал, — шепнул Александр Юрию. — Здорово, правда?
Многозвездные американские генералы выглядели на экране гораздо менее убедительно, чем Юрий Борисович.
— …отметили прекрасную выучку как штатных сил, так и привлеченных резервистов.
Подложенный голос генерала Кларка подтвердил:
— USA and Russia — friendship.
— Представители местных ветеранских организаций не смогли сдержать слез при виде того, какую достойную смену подготовили им современные Суворовы.
В кадре Алексей, вырядившийся ветераном Первой мировой войны, расцеловывал генерала.
— Итог учений в своей скупой на ненужные эмоции речи подвел генерал Кипелов.
Прозвучала произнесенная Юрием Борисовичем на стрельбах фраза: «Что хорошо — то хорошо».
— Это-то откуда? — спросил Александра удивленный Юрий.
— Я там микрофон в траве спрятал.
— Вот таковы они — обычные будни обычной российской части, — подвел итог экранный Алексей, — наш достойный ответ злопыхателям и маловерам.
Под звуки «Прощания славянки» на экране появился заключительный титр: «Конец фильма». Телевизор мигнул и погас. Создатели и зрители военно-патриотического шедевра молча ждали рецензии генерала.
— Ну, знаете… — Юрий Борисович встал. — Вот что я вам скажу. — Воцарилась мертвая тишина. — Эти люди… — генерал обвел «партизанов» глазами. — Эти люди достойны того…
— Кажись, переборщил, Саня… — шепнул Александру Николай.
— Достойны того… — продолжил генерал, — чтобы быть… И я могу это своей властью…
— Трибунал. Как минимум, — предположил майор Терентьев.
— Короче, так, — от волнения Юрий Борисович стал несколько косноязычен. — Вы все… — Он вновь оглядел героев дня.
— Я ни при чем. Я только еду готовил… — неожиданно смалодушничал Михаил под осуждающими взглядами сослуживцев.
— Все до одного… — не пожалел его генерал и, выдержав паузу, торжественно произнес: — Будете досрочно демобилизованы с воинских сборов после окончания месяца службы. Вот так! — Он повернулся к Юрию. — А теперь, Синицын, наливай.
Дружное «партизанское» «ура-а-а!» последовало не сразу. Потребовалось время, чтобы осознать ошеломляющую новость.
К ночи гулянье достигло апогея. Отныне никого не угнетали тяжелые мысли о безрадостном будущем. Напротив, будущее казалось всем радостным и безоблачным. Стол давно сдвинули к стене, и в центре зала кружились танцующие пары. Лишь одна из них выглядела привычной: Алексей и Олеся. Впрочем, пацифистские настроения настолько овладели присутствующими, что даже ревнивый доктор благосклонно наблюдал за дуэтом Алены и майора Терентьева. Не говоря уже о Николае, который, будучи уверенным в собственных силах, не обращал особого внимания на неоднократные попытки комбата приударить за Марьей.
Генерал Кипелов окончательно оставил первоначальные мстительные планы. В расстегнутом кителе он сидел рядом с Юрием.
— Лично я бы поддержал, — согласился Юрий Борисович, явно продолжая какой-то разговор. — Но в Москве зарубить могут.