Грозный окрик и выстрел заставили отпрыгнуть в сторону, а в руке неведомым образом сам собой появился пистолет. Лукавый смущает, подталкивая к оружию?
Топот тяжёлых сапог по дороге - кто-то пробежал мимо, остановился, постоял немного. Вернулся. И уже потише:
- Марья Михайловна, вас стеклом не поранило? Беспокойствие имею большое.
- Ой, скажете тоже, Фёдор Савич, - откликнулся звонкий голосок, по которому священник узнал старшую дочь. - Царапина пустяковая.
- Где? - ощутимо перепугался Самохин. - Перевязать бы!
- Не надо.
- Почему?
- Так оно попало... не скажу...
- Я сам посмотрю.
- Ой, руки убери, охальник.
- Да чего...
Звучный шлепок, сменился жарким шёпотом. Что было дальше, отец Михаил не слышал - он перекрестил темноту, улыбнулся с умилением, и зашагал обратно к дому отставного лейтенанта Федякова. Чай примет постояльца на одну ночь?
Принял. Даже очень обрадовался вернувшемуся собеседнику. Так и просидели до утра за наливкой. Рассуждая о видах на урожай, о европейской политике, о проводимом Павлом Петровичем перевооружении армии. Славно поговорили.
А утром...
Утром отец Михаил вернулся домой, громко обругал неизвестных злоумышленников, бросивших камень в окно, и совсем было собрался пойти в церковь, как в дверь заколотила чья-то решительная рука.
- Кого ещё нечистая принесла, прости Господи? Машка, ну-ка посмотри.
- Телеграмма! - несколько мгновений спустя откликнулась старшая дочь. - Мне расписаться?
- Я сам, - священник вышел в просторные сени и протянул руку к неясно видимой фигуре в дверном проёме. - Дай сюды.
Но невозмутимый почтальон сначала заставил черкнуть закорючку в прошнурованной тетради, и только потом отдал запечатанный сургучом пакет.
- Ответ нужен?
- Нет, - покачал головой письмоносец. - Желаю здравствовать.
- Благослови тя Господь, - машинально откликнулся батюшка и зашелестел бумагой, громко цыкнув на дочь. - Не твоего ума дело! Лучше Федьку своего сюда позови!
- Он не мой.
- Поговори ещё...
- А сказать-то чего?
Отец Михаил задумался на минутку, и выдохнул:
- Война!
15 апреля 1807 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок.
- Ну так что, государь, война? - Кутузов бросил указку на расстеленную карту и выжидательно посмотрел на меня.
- А сам как думаешь?
Михаил Илларионович неопределённо хмыкнул и ответил с лёгкой усмешкой:
- Для думанья у нас твоя голова имеется, а моё дело - приказы исполнять!
Фельдмаршал один из немногих, а честно сказать, так вообще единственный, кто позволяет себе так вольно разговаривать с императором. Соблюдая меру, ни в коем случае не перебарщивая, но с достаточной бесцеремонностью и малой толикой панибратства, временами переходящей в амикошонство. Имеет право, между прочим. Право друга и боевого товарища, с которым полтора года хлебали горькую кашу войны. Той, которая дай Бог никогда не случится.
Мы попали сюда из сентября одна тысяча девятьсот сорок третьего года, из-под Ленинграда. Как? Не знаю сам... может быть погибли и наши души переселились, а может... Не верю я в это. Но пришлось поверить. И пришлось зубами вцепиться в шанс прожить ещё одну жизнь. И началось!
В первую очередь я категорически отказался помереть от апоплексического удара табакеркой в висок, чем очень озадачил заговорщиков. Причём многих из них сюрприз удивил до смерти - в ночь, когда всё держалось пусть не на ниточке, а на кончиках штыков оставшихся верными присяге гренадеров, церемониться с убийцами никто не собирался. Сколько тогда народу в горячке порешили? Много. Сейчас бы действовал иначе, но в тот момент казалось, что другого выхода просто нет. Ладно, кто старое помянет...
А что было во-вторых? Ага, вспомнил... Как-то само собой получилось, что репутация слегка помешанного императора Павла Петровича не только подтвердилась, но и явила себя во всей красе. И сам постарался, и недоброжелатели подсуетились, но сейчас мне это на руку - не приходится придумывать оправдание действиям и поступкам, взгляду постороннего наблюдателя кажущимся очередным сумасбродством. Взгляду иностранных разведок тем более. Плевать, пусть ломают голову, пытаясь разгадать второй, третий, а то и пятый смысл любых движений русского царя.