И дышит в мою сторону неровно
Ее проникновенная ноздря...
Я прослезился: милая... Скотина,
Но подошла — печальная коза:
Так глубоко, так нежно, так интимно
Никто мне не заглядывал в глаза.
Отчаянные человеколюбы,
Они — коза, корова, бык, овца —
Нас поят, кормят, одевают в шубы,
Копыта нам дают для холодца!
А мы в ответ — я не сгущаю краски —
Траву и силос: тьфу, а не еда!
Да что там, мы набедренной повязки
Животным не предложим никогда!
Стараюсь я, к своей замечу чести,
Не быть перед копытными в долгу.
И пусть пока ни молока, ни шерсти
Я от себя добиться не могу,
Но я добьюсь!
Среди животных местных
Наставника найти бы только мне.
...За что люблю я тварей бессловесных?
Они в моих стихах — ни «бе» ни «ме»!.
Источник: [х]
Можно весело косить,
Подобру-здорову,
Можно печку истопить.
Подоить корову,
...Чтобы ярче у меня
Рифмы расцветали.
Николай Тряпкин
Как моей желанной стать?
Делать все с охотой:
Скажем, стирку не считать
Черною работой.
С наслаждением полоть,
Чистить хлев со страстью,
Печи класть, дрова колоть,
Прыгая от счастья.
Хлеб месить, траву косить
Весело и мощно.
На руках меня носить —
Это тоже можно.
Быть выносливей коня
И прочнее стали...
Чтобы ярче у меня
Рифмы расцветали!
Источник: [2]
Не смотри, читатель, хмуро,
Как под хвост, строке в конец!
Как нестандартные бутылки,
Он отклонил мой новый стих...
...Меня поносят в микрофон,
А я в ответ кричу из зала.
Когда умру, похороните
Не сжигая в душном крематории.
Алексей Марков
1.
Не смотри строке под хвост ты,
Мой читатель дорогой:
Рифмой разные прохвосты
Громыхают. Я — другой!
2.
Нащупав вмятину в затылке
(От мною брошенной бутылки),
Редактор произнес:
— Твой стих
Печатать — выше сил моих!
3.
Опять несу в борьбе урон:
Меня поносят в микрофон!
Но я от этого поноса
Не отворачиваю носа!
4.
Как умру, похороните
Посреди истории,
А врагов моих сожгите —
Критики которые!
Источник: [1]
Я встретил друга.
Тут и непьющий выпьет за двоих.
А если пьющий —
Друга как обидеть?
Его жена, послушная ему...
То первача-настойки подольет,
То подведет сынишку для показа.
Он за рукав:
— Заторопился, гад?!
Валентин Ермаков
Не пить — нельзя! — давно уразумел я.
Но только те застолья хороши,
Когда ты пьешь не сдуру, не с похмелья,
Не от тоски и скуки — от души!
Вчера я снова был в гостях у друга —
Вниманье должен мне он оказать?
Да это ж невозможно, а не трудно —
Товарищу в стакане отказать!
Жена его восторга не скрывает,
Меня как закадычного дружка
За стол сажает, тут же наливает
Мне водочки, а мужу — коньячка.
Потом, развеселившись понемножку,
Уже не различая нас ничуть,
То нам нагую выставляет ножку.
То грудь свою, то что еще нибудь.
Когда я в дверь, потом в окно три раза
Пытался выйти, то меня назад
Друг возвращал:
— Торопишься, зараза!
Так ты ж меня не уважаешь, гад!
И пусть я от него уполз под ругань,
И пусть меня обидел он до слез,
Но если речь о закадычном друге, —
Пить иль не пить? — конечно, не вопрос!
Источник: [1]
Здесь кто-то уже проходил, оброй я
кусок сокровенного русского дня.
А в Угличе зарезали Димитрия.
Царевича. Я сроду не был в Угличе.
...Григория Сковороду
читаю и не понимаю.
Нас пес катаевский обнюхал,
но ничего не укусил...
И я оглянулся: за мною брели
заводы, поля, города, корабли...
Петр Кошель
Узнав из статьи, что такой я поэт,
которому не было равных и нет,
недоброжелатель свалил на меня
кусок сокровенного русского дня.
Я мог бы — пади мне кусок на висок —
царевичем Дмитрием пасть на песок,
но рано, бессмертному, мне умирать,
долги раздавать и друзей собирать.
А так как философа Сковороду
не смог я понять, на беду и к стыду,
меня принимать перестали всерьез
рождественский кот и катаевский пес.
Хотя я последнего этим взбесил,
пес так ничего мне и не укусил,
учуяв, поняв, что за мною брели
заводы, поля, города, корабли!
И все — за автографами: — Подпиши! —
дрались, умоляли, совали гроши!
Им было, по-видимому, невдомек,
что звать меня Кошель, а не кошелек!
Источник: [1]
(Булат Окуджава)
Ты прости меня, гитара, —
Я тебе уже не пара,
У меня с тобой вот-вот развод...
Бросил я писать романсы,
Начал я писать романы,
