— Eccelenza la riverisco (Мое почтение, ваше сиятельство).
Фабрицио был очень весел в эту минуту, и вместо мрачного раздумья его охватил смех; он ответил:
— Черт побери! Откуда ты знаешь мое сиятельство?
— Как, ваше сиятельство! Вы не узнали меня? Я — Лодовико, служил в кучерах у герцогини Сансеверина. Но в усадьбе Сакка, куда мы ездили каждое лето, я всегда хворал лихорадкой, и вот я попросил герцогиню дать мне отставку с пенсией и бросил службу. Теперь я богач: самое большее я мог рассчитывать на двенадцать экю в год, а герцогиня мне назначила пенсию в двадцать четыре экю; она сказала, что мне надо иметь досуг для сочинения сонетов, — я ведь поэт, пишу на народном наречии. А граф сказал, что если когда-нибудь со мной случится беда, то я могу обратиться к нему. Я имел честь везти вас, монсиньор, один перегон, когда вы, как добрый христианин, ездили на богомолье в Веллейскую обитель.
Фабрицио всмотрелся в этого человека и с трудом узнал его: в доме герцогини он был одним из самых франтоватых кучеров; теперь же он называл себя богачом, а весь его костюм состоял из рваной рубашки толстого холста и холщовых штанов, некогда выкрашенных в черный цвет и едва доходивших ему до колен; наряд этот дополняли грубые башмаки и дрянная шляпа; вдобавок он, видимо, недели две не брился. Уничтожая яичницу, Фабрицио вел с ним разговор, как с равным; по всей видимости, Лодовико был возлюбленным хозяйки. Быстро покончив с завтраком, Фабрицио шепнул ему:
— Мне надо сказать вам два слова.
— Ваше сиятельство, вы можете свободно говорить при хозяйке; она, право, славная женщина, — заметил с нежным видом Лодовико.
— Ну, хорошо. Друзья мои, — начал Фабрицио без малейшего колебания. — Я попал в беду, и мне нужна ваша помощь. Мое дело совсем не политическое, я просто-напросто убил человека, который пытался застрелить меня за то, что я разговаривал с его любовницей.
— Ах, бедненький! — воскликнула хозяйка.
— Ваше сиятельство, положитесь на меня! — воскликнул кучер, и глаза его загорелись пылкой преданностью. — Куда же вы решили бежать, ваше сиятельство?
— В Феррару. Паспорт у меня есть, но я не хотел бы вступать в разговоры с жандармами; может быть, им все уже известно.
— Когда вы ухлопали того человека?
— Нынче утром, в шесть часов.
— Не запачкано ли у вас платье кровью, ваше сиятельство? — спросила хозяйка.
— Я сразу подумал об этом, — заметил бывший кучер. — Да и сукно-то на вас уж очень тонкое, такую одежду не часто встретишь в наших деревнях, — она вызовет любопытство. Я схожу к еврею, куплю для вас платье. Вы, ваше сиятельство, почти одного роста со мною, только потоньше будете.
— Ради бога, не величайте меня «сиятельством», — это может привлечь внимание.
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — ответил кучер, выходя из траттории.
— Погодите, погодите! — крикнул Фабрицио. — А деньги? Вернитесь!
— Зачем вы говорите о деньгах?! — сказала хозяйка. — У него есть шестьдесят семь экю, и все они к услугам вашего сиятельства. У меня у самой наберется около сорока экю, — добавила она, понизив голос, — и я от всего сердца предлагаю их вам. Когда что-нибудь такое приключится, не всегда у человека при себе бывают деньги.
Войдя в тратторию, Фабрицио из-за жары снял с себя редингот.
— А вот такой жилет, какой на вас, может доставить нам неприятности, если кто-нибудь войдет сюда. Превосходное «английское пике». На него всякий обратит внимание.
И хозяйка дала нашему беглецу черный холщовый жилет своего мужа. Через внутреннюю дверь в тратторию вошел высокий и щеголеватый молодой человек.
— Это мой муж, — заметила хозяйка. — Пьетро-Антонио, — сказала она мужу, — наш гость — друг Лодовико. Нынче утром с ним случилось несчастье на том берегу реки. Он хочет бежать в Феррару.
— Ладно. Мы переправим его, — ответил муж весьма учтивым тоном. — У Карло-Джузеппе есть лодка.
Так же просто, как мы рассказали о страхе нашего героя в полицейской канцелярии у конца моста, признаемся и в другой его слабости: у него слезы выступили на глазах, — так растрогала его необычайная отзывчивость, которую он встретил у этих крестьян; он подумал также о широкой натуре своей тетки; ему хотелось озолотить этих славных людей.
