Смотрит на меня с грустной задумчивостью.
- Ты очень изменился.
- А ты нет. Только прошу, не надо объяснять мне, что лучше добывать больше нефти, чем меньше. Я это и без тебя знаю. И то, что общественные интересы надо ставить выше личных, тоже знаю.
- Тогда в чем же дело?
Он жаждет объяснения, он просто требует его. И убежден в своей правоте. В каждом отдельном случае он всегда прав и всегда взывает к самым высоким чувствам.
- Если эксперимент удастся, то по стране в целом можно будет получать дополнительно тысячи тонн нефти...
Какой же, наверное, скотиной выглядит человек, отказывающийся принять посильное участие в столь всенародно важном, по его уверениям, деле!
- ...Теоретически все доказано - такой эффект получается из-за нелинейных характеристик пласта. Но нужно еще практическое подтверждение...
- А для этого необходима небольшая жертва. Годовая премия двух десятков людей. Пустячок, не так ли?
- Я этого не говорил...
- Но имеешь в виду. А почему бы тебе самому не пожертвовать чем-нибудь?
- Если бы от меня что-то зависело, я бы пожертвовал. ~~- Странно, но почему-то всегда получается так, что из-за твоих идей жертвы приносят другие.
- Приведи хоть один пример...
Сам он ничего вспомнить не может; вижу, как силится, наморщив лоб, но ничего, буквально ничего, в чем бы он мог себя упрекнуть, не всплывает из глубины его памяти.
- Если ты имеешь в виду ту историю...
Ага, кое-что мы все же помним. Но как раз об этом-то говорить не хочется. И вообще нет никакого желания что-то ему доказывать; слишком многое пришлось бы ворошить. Да и смысла нет, его уже не переделаешь.
Сейчас последуют новые доводы, один убедительнее другого, укол за уколом, но плоть, в которую должны вонзиться эти иглы, уже утратила былую чувствительность. В конце концов имеет же право человек хоть раз в жизни поступить так, как удобно ему, а не кому-то или даже многим, будь они и правы тысячу раз! Может же он устать настолько, чтобы позволить себе не откликнуться разок на призыв к очередной жертве для общего блага.
Оставив его у кастрюли с кипящим хашем (он терпеть его не может и никогда не ел), иду к ребятам.
Алик спит. Писатель пребывает в горестной задумчивости. Счастливчик и Старик вспоминают о какой-то давней совместной вылазке на кабана. У них, действительно, многолетние дружеские отношения...
Странно, что он ничего не рассказал ребятам. Обычно он не отказывается от возможности привлечь на свою сторону общественное мнение. (Видимо, почувствовал, что на этот раз поддержки не будет).
Вот бы они удивились моему поведению, ушам бы своим не поверили. Ну что же, рано или поздно это должно было произойти. Раз, как выяснилось, каждый живет своей жизнью, то справедливо, чтобы это право распространялось на всех...
Домой попадаю в седьмом часу. Уже совсем светло. Карьер работает вовсю груженные камнем самосвалы идут один за другим; судя по многоголосому вою, работают все три камнерезных машины...
На этот раз Крошка подогнал свой автомобиль прямо к воротам. Стекло уже вставлено, вопрос с премиями утрясен, что же пригнало его в такую рань?
Выскакивает из машины... Вид опять очень встревоженный. Подойдя поближе, спрашиваю, почему не отдыхает перед ночной сменой.
- Это правда?
- Что?
- Говорят, этот... который диссертацию написал, твой друг?
- Ну и что? Отводит глаза.
- И отец у него какая-то шишка.
- Ну?
- Ребята говорят, что могут надавить на тебя... Навалятся со всех сторон и все!..
Входит вслед за мной во двор, но остается у ворот. Разговаривая, боковым зрением следит за машиной. Таинственное нападение на машину окончательно подорвало его доверие к людям: запутавшись в долгах, он столько водил за нос многочисленных родственников и друзей, что уже и сам мало кому верит...
Еле сдерживаю неожиданно возникшее раздражение. Понять причину не могу, но, несомненно, оно связано не только с ним, Крошкой.
- Там эксперимент какой-то? - продолжает он косить на машину.
-Да.
- Глупость какая-нибудь?
- Нет.
Его начинает беспокоить мой тон настолько, что он забывает о машине.
- И что там такое?
