Она говорила это и даже не подозревала, какие выводы можно сделать из ее слов. Я поняла, что человек, встретившийся мне на набережной Сен-Луи, оказался там не случайно. Он знал меня, знал, где я. Он знает обо мне почти все и по неизвестным причинам покровительствует мне. Получалось так, что каждый мой шаг был ему известен. Скорее всего, незнакомец держал в поле зрения Брике, таинственным образом проведав, что я с ним встречусь. А потом все было очень просто… Если еще вспомнить непонятное поведение тюремщиков и то, что они сообщили мне о каменном колодце, можно предположить, что все, что со мной случилось, – звенья одной цепи. Здесь была видна одна рука. Но чья? Этого я не знала.
Как не могла понять и того, почему все это произошло именно со мной. Еще недавно, занимаясь вязанием кружев, я была бедна и несчастна, моей судьбой никто не интересовался. И только после появления барона де Батца с приятелями в моей жизни стали возникать загадки. Могущество и вездесущность барона, Черный Человек у меня под окнами, слова Валентины о существовании каких-то двойников Батца и Русселя… Все это весьма странно, мне ни за что не разобраться в этих хитросплетениях. Я была почти удивлена тем, что интриги, плетущиеся вокруг меня, все еще не принесли мне никакого вреда.
Но, видит Бог, я была бы рада, если бы меня оставили в покое.
– Так я здесь пленница? – только и смогла я произнести после долгих размышлений.
– Нет, – с искренним удивлением отвечала Клодина, – вы здесь госпожа. Хозяин приказал удовлетворять любое ваше желание. Вы можете делать что вздумается, только в город вам выходить опасно. Дней через десять в Париже станет спокойнее… Этот дом полностью к вашим услугам. Вы можете уйти, если хотите, но хозяин сказал, что вы очень благоразумны.
– Так кто же этот ваш хозяин, черт побери, – воскликнула я в бешенстве, – что он прячется от меня, почему, вместо того чтобы прийти ко мне, он посылает вас?! Зачем он разыгрывал ту гнусную комедию на мосту? Зачем это ему нужно?
– Он сказал, что его имя будет вам заведомо неприятно. Но если вы настаиваете…
– Да, я настаиваю, дьявол его побери!
– Я передам ему ваше желание, – закончила Клодина, исчезая за дверью. – Спокойной ночи, мадам.
Чуть спустя я услышала ее приглушенный голос:
– Завтра утром, если вы захотите завтракать, но не пожелаете ни с кем встречаться, позвоните, и вам подадут завтрак на механическом столике.
Я осталась одна, убеждая себя относиться ко всему философски и без горячности. Не следует сейчас обо всем этом думать. Я слишком устала.
В полнейшей озадаченности я присела к столу и, почувствовав голод, съела крылышко цыпленка, поджаренного на углях, и два яйца в желе. Кто знает, случится ли мне еще видеть вокруг себя столько еды… Нужно было воспользоваться случаем.
Я сполоснула руки и, перед тем как уснуть, помолилась Богу, чего не делала уже очень давно. Кроме того, я дала себе слово быть философом. Поэтому, присев на постель, я уже не удивлялась метаморфозам, произошедшим со мной, а, как древний стоик, порадовалась тому, что проведу ночь в такой мягкой и чистой постели.
Часы тихо пробили три четверти первого.
Свечи были уже погашены, горела только одна, догоревшая почти до половины, да и она, словно по мановению волшебной палочки, вдруг погасла, распространив в воздухе ароматическую струю.
Я крепко уснула.
4
Проснувшись на следующий день поздно утром, я увидела, как сбегают по оконному стеклу струйки дождя. Они предвещали серый туманный день, сырой и ветреный. А в спальне было тепло, сухо и уютно.
На спинке кресла висело платье из голубой тафты, – простое домашнее платье, которое, однако, давно уже стало для меня недосягаемым. Вода для умывания была рядом на столике.
Я позвонила, и, как вчера, с нижнего этажа в спальню был поднят завтрак. Еды было вдоволь. Особенно меня удивляло обилие продуктов, привозимых из колоний: в Париже они отсутствовали с прошлой зимы. И тем не менее передо мной были плитки шоколада, чай, какао, кофе в кофейнике – напитки на любой вкус, рядом лежали щипчики для сахара, давно не поступающего из Вест-Индии, апельсины, маринованная цедра…
