30 мая.
Все ждем вертолета. Подготовительные работы. Вера мне очень нравится. Вечерами любуемся морем. Тетя Даша относится к нашим ночным прогулкам спокойно, даже шутит. Только вчера упрекнула нас, когда мы заявились домой в четвертом часу: «Вот уж полуночники, днем вместе, так еще и ночь прихватываете…»
2 июня.
Я не знал, что от расставания человек может так переживать. Все началось со вчерашнего обеда. Вчера в час дня отчалила моторка, которая увезла Веру. Последний вечер мы с ней провели до утренней зорьки. И договорились прожить вместе у синего моря, как «старик со старухой», ровно тридцать лет и три года… Вера, смеясь, мне сказала; «Напрасно, Броня, меня берешь в «старухи», я буду такой же злюкой, как в пушкинской сказке». Долго мы смеялись, а перед самым домом еще раз поцеловались, не будешь же при людях на пирсе.
У меня такое ощущение, будто бы Вера увезла с собой половину Броньки Тучинова, а вторая половина слоняется словно неприкаянная. Черт побери, я не знал, что девчонки имеют такие свойства».
На этом заканчиваются Бронькины дневниковые записи из жизни в Нижне-Ангарске.
Так и не дождавшись вертолета, начальник Лево-Мамской партии Бадмаев решил часть геологов и рабочих отправить до Уояна на моторной лодке, а дальше на Левую Маму на оленях.
В обед прибежал знакомый мальчик и, даже не поздоровавшись ни с кем, выпалил:
— Вас зовут на пирс, совсем, с вещами!..
Когда парни пришли на пирс, все уже были в сборе. Сюда же пришли и девчата, которые так быстро привыкли к жизнерадостным геологам.
Бадмаев давал последние наставления Вадиму Сотнику, которого назначил старшим над группой отъезжающих.
Сотник окончил Воронежский горный техникум. Ему было лет двадцать пять. Сухощавый, с большими серыми глазами под высоким лбом, он нравился Броньке своим спокойным характером и выдержкой.
День выдался серый. С Байкала надвигалась плотная стена белесого тумана, и моторка быстро утонула в нем.
Доехав до устья Верхней Ангары, геологи прихватила пару бочек солярки, а в невзрачном магазинчике, в котором самым ходовым товаром была водка, запаслись и этим зельем от «простуды».
Вместе с геологами ехали женщины-эвенки с детьми. Они держались свободно. Было видно, что геологи для них не «новинка».
В нескольких километрах от устья реки расположился поселок Холодная.
Еще в Улан-Удэ Бронька случайно познакомился с Любой Тулбуконовой, студенткой кооперативного техникума. Узнав, что он едет к ним в Подлеморье, она попросила зайти к матери в Холодной.
И вот теперь представился случай.
Геологи решили заночевать рядом с поселком. Бронька помог заготовить на ночь дров и пустился в путь по грязной дороге в Холодную.
Быстро сгущались вечерние сумерки. В темной зелени тайги разноголосо пели птицы веселую «отходную». Бронька улыбнулся и шутливо обратился к ним:
— А умело играете отбой, молодцы!
Певуньи, бывшие поближе от парня, зашуршали в прошлогодней листве и смолкли.
Вскоре он услышал лай собак, донеслись звука музыки.
Дома в поселке были почти сплошь новые. Улица, поросшая травой, делала несколько зигзагов и напоминала извилистую таежную дорогу.
Женщина, бравшая из колодца воду, с сильным акцептом сбивчиво объяснила Броньке, где живут Тулбуконовы.
Когда Бронька, поздоровавшись, назвал свою фамилию и передал привет от дочери, мать Любы засуетилась, гостеприимно приглашая его в дом.
Расспрашивая о Любе, она быстро поставила самовар, нарезала оленьего мяса и сунула сковородку на горячую плиту. Мать Любы хорошо владела русским языком, говорила почти без акцента. У нее было приятное лицо с правильными чертами. «В молодости наверняка была красивой», — заключил Бронька.
— Письма-то Люба пишет? — спросил он.
— Пишет, пишет, но очень скупые, совсем мало слов. В последнем спрашивала, не был ли парень из геологоразведки… Интересуется, — улыбнулась она. — Пишет, если зайдет, угости его обязательно…
Хозяйка собрала на стол закуску и пригласила гостя.
Броньке даже стало не по себе от такого гостеприимства.
Из разговора он узнал, что два старших сына хозяйки работают на оленеводческой ферме, а младший — в геологоразведке.
