Утром мы покинули здание Мариинского дворца, к которому уже стекались депутаты, чтобы под руководством Файла принять новые постановления, регулирующие отношения населения и Джонни.
По радио передавали Указ «О чрезвычайных мерах по защите чести и достоинства спасителей Отечества». Имелись в виду Ивановы и Джонни.
Потом хор мальчиков затянул песню на старый мотив:
Джонни - наша слава боевая!
Джонни - нашей юности полет!
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Джонами идет!
«С песнями борясь… Борясь с песнями…» - бормотал я, шагая по Исаакиевской площади. Дылда и Комик едва поспевали за мной. Мы были как ряженые в этом мире порядка и чистоты.
Первым делом я позвонил мамке на работу, в приемный пункт.
- Мамка, это я…
- Димка? Живой? Господи! - она хотела заплакать, но вместо этого сразу же набросилась на меня. - Ну, только приди домой! Я тебе задам! Я из тебя дурь-то выбью! Ты где же шатался, паразит?!
Я пытался ей что-то объяснить. Она не слушала и грозно орала, чтобы не заплакать.
Вдруг в дверь телефонной будки постучали. Я оглянулся - стучал Джонни.
- Повелитель, четыре минуты прошло. Разговор по телефону-автомату - только четыре минуты,
- Ты что, спятил?! - закричал я. - Я с матерью разговариваю, и никакой очереди нет!
- Закон для всех один, - мягко произнес Джонни и нажал на рычажок автомата.
Ну и дела! Ну и порядочек! Мы с Дылдой и Комиком пошли по улице дальше, наблюдая новые порядки.
У каждого столба дежурил постовой Джонни. Джонни регулировали движение и переводили граждан через улицу по сигналу светофора. У каждого магазина Джонни регулировали очередь, по одному торчали у прилавка за спиною продавщиц, внимательно следя за показаниями стрелки весов. Очереди стояли тихие, деловые. Старушки прямо светились от счастья.
- Господи, наконец-то порядок! Слава Всевышнему!
А лопоухий Всевышний в это время сидел в подземелье вампиров за своим чудовищным и могучим компьютером и налаживал здешнюю жизнь.
И в автобусах было просторно: все работали, по улицам в рабочее время никто не слонялся. Джонни дежурили на всех предприятиях, на каждом рабочем месте, следили, чтобы человек работал, не отвлекался. Хочешь в туалет - пожалуйста, три минуты в сопровождении Джонни. Он у дверей постоит, подождет. Граждане рассказывали это друг другу со смешанным чувством ужаса и преклонения перед делами Всевышнего.
Все говорили о Страшном Суде.
Ивановы тоже несли службу, дежурили на постах гордые, задрав носы, и покрикивали: «Всем стоять!», или: «Вход в магазин колонной по три! Разобраться!».
Выходит, сами мы уже не можем в колонну по три построиться.
Я оставил Комика и Дылду в патруле у Гостиного двора, где продавали детские колготки и было большое скопление народа. Джонни приняли в свою компанию друзей по компьютерному миру, а я отправился к Генриху Валерьянычу. Мне показалось, что он сможет помочь.
Генрих, как всегда, работал дома за компьютером. Только на этот раз рядом с ним стоял Джонни. Наблюдал. Мне открыла жена Генриха и провела в комнату.
Валерьяныч оторвался от компьютера, увидел меня и как заорет:
- Это же бандит Баранов! Держите его! Джонни, схватить Баранова!
Но Джонни невозмутимо отвечал:
- Это Повелитель. Инструкций не было.
- Это? Повелитель?… - Валерьяныч закатил глаза и без сил откинулся в своем рабочем кресле.
- Я второй Повелитель, - скромно сказал я. - А первый, знаете кто?
- Кто? - без сил выдохнул он.
- Ваш ученик Феденев. Файл, другими словами.
- Джонни, он не врет? - спросил Генрих.
- Всё правда, - подтвердил Джонни.
- Так. Рассказывай, - сказал Генрих.
И я рассказал ему о Файле, подземелье вампиров, о компьютере из параллельного мира, откуда Файл строит нам коммунизм.
Валерьяныч слушал, стекленея. Потом прошептал:
- Гениальный мальчик. Я в нем не ошибся…
- А я ошибся,-сказал я.- Вам нравится такой коммунизм?
- При чем здесь я? Народу нравится… Да мы большего и не заслуживаем, - вздохнул Генрих.
- Генрих Валерьяныч, я буду вынужден вычесть семь минут из вашего обеденного перерыва, - вежливо сказал Джонни, указывая на часы.
- Видишь, Баранов! Так что всё в ажуре. Будет у нас коммунизм. За ручку возьмут и приведут. Пока! Мне работать надо.
