Правда, на первый взгляд может показаться, что его эстетическая система слишком перегружена активным авторским «присутствием», поэтому возможности для самораскрытия характера, для органического движения его сквозь сюжет открываются не такие уж и большие. Да и на образ Хомы прозаик нанизывает чересчур большое количество различных приключений, чудес и чудачеств — все, что только можно было вычитать в последние годы из газет и научно-популярных журналов, из очередного выпуска альманаха «Тайны веков», что можно было услышать о телепатии, телекинезе, индийской философии, восточной медицине, нашло отражение в этом произведении. В то же время не следует забывать о том, что автор потому и обрушивает на читателя эту лавину информации, что поставил себе целью осмеять эти различного рода спекуляции на оккультных псевдотеориях, предостеречь от чрезмерного увлечения перспективами научно-технического прогресса и провозгласить абсолютную ценность человека, развенчать такие общественные явления, как излишняя парадность, социальная демагогия, рапортомания, страсть к администрированию. Но в своем искреннем увлечении оригинальными приемами изображения эксцентрических ситуаций автор не всегда придерживается чувства художественной меры, идейно-эстетической цельности повествования о приключениях и чудачествах Хомы Прищепы. А, может, читатель и не согласится с утверждением, что есть определенный перебор в этом гротескном фантазировании, бурлескном высмеивании нормативных, стереотипных принципов поведения и мышления.
Хотелось бы остановиться на анализе некоторых ярких страниц этого романа, на оригинальных ситуационных находках, на своеобразии ироническо-гротескного освещения таких социально-психологических явлений и тенденций, которые должны уйти, осмеянные, в прошлое. Например, тех, где говорится о борьбе Хомы с культом своей личности, о приезде в Яблоневку театра оперы и балета и зоопарка, о работе в колхозе шефов-«академиков», о лечебных «способностях» нашего героя, в частности, увлечении его макробиотическим дзеном и народной рефлексотерапией, о рукотворном феномене, поименованном тракторозавром Хомой…
Бесспорно, писатель сознательно эпатирует читателя прежде всего гиперболическим нагнетанием приемов гротеска, но иначе ему не достичь ощущения абсурдности стандартных представлений и предрассудков, нормативных принципов мышления и поведения, которые в эпоху доминирования средств массовой информации приводят к нивелированию человеческой личности. Особенно эффектным и выразительным оказывается высмеивание нравов и ценностей буржуазного мира.
…Чудотворство Хомы должно увенчаться парадом планет, что приведет к непредвиденным катаклизмам в свободном мире, а то и поставит под сомнение возможность его дальнейшего существования. Такое грандиозное космическое явление, как парад планет, аллегорически утверждает Е. Гуцало, вполне по плечу труженику Хоме Прищепе из обычного колхоза, ибо он основа и символическое олицетворение безграничных возможностей своего народа и бессмертия всего рода человеческого.
В последние годы Евген Гуцало усложнил свой художественный инструментарий, углубил, а вернее, сделал более разнообразными формы и приемы художественного познания современной действительности. Он осознает, что научно-технический прогресс, не всегда контролируемый рост городов, тревожные проблемы экологии, миграционные процессы, потребительские настроения среди некоторой части молодежи, прагматизм, культ вещей и т. п. вынуждают оперативней реагировать на действительность, более принципиально отстаивать духовные и моральные ценности социалистического общества. Художник стремится средствами иронии, гротеска, пародии разоблачать и высмеивать то, что противоречит принципам и нормам социалистического образа жизни, а также апеллирует к проверенным историческим опытом народа морально-этическим нормам и ценностям. С высоты своих лет и жизненного опыта оглядывает писатель и свое детство, жестоко опаленное войной и фашистской оккупацией, и жизнь родных, близких, односельчан, народа своего. Он внимательно вчитывается в «письмо земли», вглядывается в зеркало природы ради одного, самого сокровенного, — ради счастливой жизни человека на родной земле, во имя человека-труженика. И роман «Парад планет», по словам его автора, «это своеобразный гимн обыкновенному человеку, это утверждение его безграничных возможностей — не только сегодня, а и в будущем». Во имя будущего обыкновенного человека Евген Гуцало и выходит на новые уровни художественной правды в постижении действительности.
