Para Bellum - страница 21

Иштван, по-видимому, категорически не одобрял реакцию Гая. Поняв это, Гай сразу пришел в себя:

— Прости, Иштван, дорогой! Чертов ха­рактер!

Иштван тихо засмеялся, что бывало с этим пятидесятилетним, но выглядевшим на все шестьдесят, серьезным и несколько ме­ланхоличным человеком весьма редко.

— Могу поставить десять против одного, что в детстве у тебя никто не отнимал иг­рушек, — сказал он.

— Это верно, — искренне удивленный, подтвердил Гай.

— Думаю, Фриц очень хорошо понял твой характер, если велел изложить тебе такую длинную мотивировку, да еще слово в слово, а?

— Он разбирается.

— Успокоился?

— Я слушаю. Прости еще раз.

Иштван сообщил, что Фриц будет ждать Гая на явочной квартире — у парикмахе­ра Шнейдера — послезавтра. А до тех пор, чтобы не терять времени, надо разыскать Рубинштейна, узнать, как дела у этого прой­дохи, и прощупать почву — не согласится ли он сотрудничать с Гаем в одном ком­мерческом предприятии. Одна существен­ная деталь: это будет сопряжено с переез­дом в Амстердам. Остальное Гай узнает от Фрица.

Ему сразу стало легче: намечалось что-то новое, необходимо было действовать — этого достаточно. Его предотъездные меры не напрасны — придется уезжать, хотя и не сегодня вечером. Но хозяйке квартиры объяснить некоторую задержку не соста­вит труда.

Расставшись с Иштваном, он наведался на Ляйпцигерштрассе, где располагалась контора бывшей фирмы Шиммельпфенга и где он в последний раз видел Рубинштей­на, караулившего клиентов на тротуаре пе­ред входом в контору. Но Рубинштейна там не оказалось. Старик швейцар ничего о нем сказать не мог, но посоветовал обра­титься в еврейское благотворительное об­щество, обосновавшееся рядом с Лертербангофом. Так Гай и сделал.

Со старой квартиры Рубинштейн съехал, а нового адреса Гаю в этом обществе не сообщили — вероятно, уже обжигались на молоке и теперь дули на воду, а может, действительно не знали, но бесплатный со­вет дали: Рубинштейна можно увидеть в Тиргартене. Гай отправился в Тиргартен.

Часовое гулянье по саду оказалось не на­прасным: в одной из боковых аллей, на ярко-желтой скамье с черной надписью «Только для евреев», он увидел неподвиж­но сидевшего старика, в мятой шляпе со слишком большими бесформенными поля­ми, в потертом, лоснившемся на рукавах пальто и в ботинках с разноцветными шнур­ками, в котором с трудом, но можно было узнать Рубинштейна.

Гай обрадовался:

— Здравствуйте! Что вы здесь делаете, господин Рубинштейн?

Старик медленно поднял голозу. Он был давно не брит. Лицо темное, из-под шля­пы торчат пряди седых волос.

— Он еще спрашивает... Что может де­лать еврей на желтой скамейке? Отдыхаю, господин Манинг! А вы гуляете?

— Искал вас. Мне подсказали в еврей­ской столовой около Лертербангофа...

— Что ж, эта скамья — теперь мой ад­рес. А зачем я вам? — Рубинштейн смот­рел на него не то чтобы с неприязнью, но без всякой радости.

Гай присел рядом, закурил сигарету и весело сказал:

— Мне сегодня приснился пророк Исаак. Он был чем-то недоволен. Ругался на все племя человеческое. А потом читал длин­ную проповедь. Я запомнил только послед­ние слова: «Грош цена тому еврею, у кото­рого нет своего торгового дела!».

— Не морочьте мне голову, — сердито отозвался Рубинштейн.

— Нет, серьезно. У меня к вам деловое предложение. Мне нужен компаньон.

Рубинштейн наконец изменил позу, сел прямо.

— Мой нос не украсит ничью фирму.

— Я собираюсь организовать кое-что, но не здесь, а в Амстердаме. Могли бы вы туда поехать?

Рубинштейн начинал верить, что с ним не шутят.

— Как все это будет выглядеть?

— О деталях после. Сейчас мне нужно знать в принципе — согласны вы или нет.

— Моя жена и сын сидят в лагере. Меня к ним не пускают. Я не могу им помочь.— Он словно рассуждал сам с собой. — Что еще может держать меня в этом прокля­том городе?

Гай промолчал.

— Но я смогу сюда вернуться? — спро­сил Рубинштейн.

— В этом я вам помогу.

— Но что я должен делать?

— Я же сказал: детали позже. Мы зай­мемся чистой коммерцией.

— Я вам скажу, господин Манинг: если на свете есть ариец, который лучше сотни евреев, так он-таки есть вы!.. — Он вздох­нул и добавил: — Только знаете, что я вам скажу? Никогда не говорите мне, кто вы и что вы. Вы платите жалованье, а я честно исполняю распоряжения. А кто и что — я не знаю...