— Никакого беспокойства, — ответил мне Эрнест, — но Варадеро-Бич — действительно очень красивое место. Когда ты приедешь, я заброшу работу на пару-тройку дней и приплыву к тебе. Мы славно повеселимся! Придется хорошенько поработать в июле и августе, чтобы заслужить маленький отдых.
— Кстати, Артур хотел бы знать, — заметил я, имея в виду Артура Гордона, главного редактора «Космополитена», — желаешь ли ты получить еще десять тысяч долларов.
— Нет, передай Артуру мою благодарность, но мне пока достаточно аванса. Наши боевые петушки выиграли тридцать восемь боев из сорока двух. Здесь для нас уже готовят потрясающую еду. Холодильник полон. Стрельба по голубям идет полным ходом, думаю заработать три-четыре тысячи. Дети в порядке. Мой старший сын Джек вернулся в Берлин — он уже капитан, сам зарабатывает себе на жизнь. И если Кид Гавилан победит Робинсона, у меня будет замечательное Рождество. Правда, скорее всего, Гавилан проиграет.
Я спросил, не привезти ли чего-нибудь из Штатов.
— Ну что ж, — сказал он, — если не трудно, привези банку белужьей икры из магазина «Мейсон Гласс» и портативную пишущую машинку марки «Смит-Корона». А по поводу рассказов, честное слово, у меня есть для тебя замечательный сюрприз.
Сюрприз заключался в том, что лежа в больнице в Италии, он приступил к одному из рассказов, обещанных «Космополитену». Он говорил, что хотел заработать деньги на свои, как ему казалось, неизбежные похороны. Однако, когда ему стало лучше, выяснилось, что этот рассказ имеет все шансы вырасти в роман. Эрнест назвал его «За рекой, в тени деревьев». «Все мои книги начинались как рассказы, — говорил он. — Начиная писать, я никогда не думал о романе».
Во время нашего плавания на «Пилар» он дал мне первые главы. Я читал, а он при этом сидел сзади и смотрел в рукопись через мое плечо. (Это было невыносимо — Эрнест тяжело дышал мне в ухо, и я не мог сосредоточиться на тексте. Позже на протяжении многих лет мне приходилось знакомиться с новыми работами Хемингуэя именно в такой ситуации, и, хотя это было совсем нелегко, я научился во время чтения забывать об авторе, сопящем за спиной.) А тогда Эрнест просто выводил меня из себя — он смеялся, что-то комментировал, словно мы читали совсем не его роман. Затем он попытался забрать у меня рукопись (Эрнест всегда обращался со своими рукописями как с бесценными бриллиантами), но я попросил дать мне возможность перечитать некоторые страницы, и таким образом мне удалось спокойно дочитать его новый роман.
— Тебе Папа говорил, что у нас снова живет львенок? — спросила меня Мэри.
— Я думал, это уже невозможно, — удивился я.
— Рецидив. Огромная пятилетняя кошка. Появилась у нас, когда дрессировщик решил, что она уже ни на что не годится. Думаю, я поступил правильно. Она очень помогает мне отвлечься от всяческих неприятностей, — сказал Эрнест.
— Но, Папа, глупо держать в доме львят, если ты не занимаешься с ними каждый день, — заметил я.
— Да, пожалуй, ты прав. Полный идиотизм. Я это делаю, только чтобы произвести впечатление на дам или просто для развлечения. Это здорово — наблюдать, как эти львята реагируют на попытки приучить их к порядку. Но работать сразу больше чем с двумя опасно — нельзя, чтобы хотя бы одно животное оказывалось за твоей спиной. Правда, это правило приходится соблюдать и в отношениях с некоторыми людьми.
На западе небо заволокло огромными грозовыми тучами, на море появились волны. Из воды извлекли четыре блесны, но, к сожалению, пустые, без добычи. Вот уже и на северном направлении небо угрожающе нависло над водой, которая теперь ярко отсвечивала стальным блеском.
— Пожалуй, попасть в грозу или даже в шторм — не совсем то, что нам нужно. Хотя, наверное, плыть вперед в эти бушующие волны чертовски увлекательно!
Он приказал Грегорио поворачивать назад, а я предложил всем пообедать в «Кавама Клаб» на Варадеро-Бич. Через два часа мы благополучно добрались до берега.
Грегорио бросил якорь в нескольких сотнях ярдов от пляжа. Море было уже очень неспокойно, а на берегу не оказалось ни одной лодки, на которой мы бы могли переправиться на берег, поэтому нам пришлось это сделать вплавь. Мэри могла одолжить одежду у Джеральдины, а Эрнест, прищурившись, оглядел меня с ног до головы и покачал головой: