А. М. Горький часто писал из Италии своему верному другу, просил Буренина приехать на Капри.
"Дорогой мой, если есть у тебя хотя малейшая возможность ехать сюда, я прошу тебя сделать это... Приказываем: собирай свои манатки и дуй сюда немедля. Здесь будем тебя прокаливать на солнце, мыть в морской воде, кормить сытно и поить вкусно. Очень хочется видеть тебя, и в желании этом нет ничего своекорыстного, кроме глубокой симпатии к тебе, симпатия же-дело чистое... В самом деле, дружище, двигайся сюда, как только получишь возможность, и - это будет очень хорошо... Очень любим тебя, как ты это знаешь".
Сколько дружеской теплоты и нежности в таких вот шутливых словах из письма Горького к Буренину: "Старике, старике! Ты есть человеке хорошее, человеке живое, нужное!"
Горький делится с Бурениным своими взглядами на события в России. Идет 1907 год. В стране свирепствует разнузданный террор, контрреволюция развертывает наступление и на идеологическом фронте. Но письма Горького проникнуты оптимизмом, бодростью, верой в победу революции:
"Все курилки живы, благоденствуют и наполняют воздух чадом своего тления. Но всё это - пена, всё это - мусор, прибитый к берегам бурей, он скоро сгниет на солнце. А само море во глубинах и далях его чисто и прекрасно, могуче и обещает еще много освежающих душу бурь".
"Любить Россию надо, - пишет Горький Буренину,-она этого стоит, она богата великими силами и чарующей красотой".
Вернувшись в Петербург из длительной заграничной поездки с А. М. Горьким, Буренин возобновил свою деятельность партийного техника, но летом 1907 года тюремный надзиратель закрыл за ним дверь одиночной камеры в "Крестах".
Перед нами копия обнаруженного в архиве дела, заведенного в 1907 году департаментом полиции на "находящегося под стражей в Санкт-Петербургской одиночной тюрьме потомственного почетного гражданина Николая Евгеньевича Буренина, принадлежащего к технической группе Центрального комитета социал-демократов".
В своей книге "Памятные годы" Н. Е. Буренин рассказывает о днях, проведенных в "Крестах". Уже после выхода в свет первого издания книги, после смерти Николая Евгеньевича его родные нашли в семейном архиве рукопись неопубликованного очерка "Маевка в тюрьме", принадлежащего перу Н. Е. Буренина. Автор вспоминает, как отметили в 1908 году Первое мая политические заключенные петербургской тюрьмы "Кресты".
"Окна камер были под самым потолком и, чтобы добраться до них, приходилось подставить стол, на стол еще водрузить табуретку и, только взобравшись на нее, можно было взглянуть в окно. Но это категорически запрещалось. Внутри двора, вдоль стены ходил солдат с ружьем и следил, чтобы заключенные не подходили к окнам. Провинившихся строго наказывали: лишали прогулок, передач, свиданий с родными. Тем не менее в окна смотрели до тех пор, пока солдат, после второго окрика, не брал ружье на прицел или в камеру не врывался надзиратель.
Окно камеры одного товарища на четвертом этаже выходило в тюремный двор, отделенный каменной стеной от Симбирской улицы (теперь улица Комсомола).
Товарищ этот был очень изобретателен. Он ловко наладил связь с "волей". Раз в неделю заключенные получали передачу (продукты и белье), обратно разрешалось передавать свое белье для стирки. В эти передачи, как в ту, так и в другую, секретным способом вкладывались записки. Но как узнать, дошла ли записка благополучно?
Мимо "Крестов" по Симбирской улице ходила парная конка с империалом, т. е. с открытыми сиденьями на крыше. Оттуда можно было увидеть окна третьего и четвертого этажей тюремного корпуса, а из окон тюрьмы видны были люди, ехавшие на империале.
Если записка была получена, то в определенное время в окне камеры прикреплялся лист бумаги. Товарищи на конке, в свою очередь, отвечали условленным жестом: снимали фуражку или махали носовым платком.
И вот что произошло Первого мая 1908 года. Записка из тюрьмы была получена, но товарищ, обычно ездивший один, на этот раз пригласил с собой несколько человек, чтобы торжественно поздравить своего друга-заключенного. Проезжая мимо тюрьмы, они все сняли фуражки и стали махать платками. Это было замечено многими заключенными. Моментально раскрылись форточки, из них выпорхнули платки и полотенца, привязанные к длинным ручкам швабр.
