– Он вольный человек.
– Отец, ты должен ему помочь. В этом городе у него нет друзей. И никто не впустит его в свой дом. К тому же мы должны быть ему благодарны. Он спас твою жизнь и дважды мою.
– Все это верно. Особенно то, что его не впустят ни в один дом в этом епископстве. А может, и в других землях. – Венцель Марцел согласно кивнул. – Ты говорила, что… В тот вечер, когда молодой рыцарь…
– Он был болен, а болезнь его – это действие винного яда. Могло случиться ужасное, но Бог послал этого человека. Он дал рыцарю чашу с вином и, подождав, пока барон осушит ее, вышел. Рыцарь сразу же ослаб и вскоре уснул. Я тут же бросилась к себе в комнату. Я видела, что вино сделало и с тобой, отец.
– Прости, Эльва, – тихо сказал Венцель Марцел и с готовностью добавил:
– Что мне сделать, чтобы ты не держала в душе обиду на своего отца?
– Дом палача Витинбурга свободен.
– Городская казна пуста. Ты это знаешь, Эльва. Да и зачем городу однорукий палач? Хотя я и могу нанять его на полгода. И даже на год. Если он даст согласие.
– Он даст согласие, – уверенно произнесла девушка и направилась к господину «Эй».
Посмотрев, как, улыбаясь, дочь начала беседу со своим спасителем, Венцель Марцел тяжело вздохнул:
– Заботы, все заботы…
Взглянув на высокие стены епископского замка, Венцель Марцел кожей почувствовал строгий взор умирающего старика.
«…Я буду следить за вами. За тобой, бюргермейстер, и за господином «Эй». Даже с небес…»
Светало. С пушистой ветки вспорхнула первая птица и устремилась в серость осеннего неба. Лес просыпался, оповещая о своем пробуждении скрипом сосен и шорохом опавшей листвы.
Лошади едва тащили повозку, часто испуская тяжелый пар. Ехавшие за ней стражники то и дело покачивали головами, проваливаясь в недолгий сон, и тут же пытались прийти в себя, ибо опасались свалиться под копыта уставших животных.
За ними, уперев взгляд в худые крупы лошадей, устало брел господин «Эй». Это была его третья бессонная ночь, и огромная усталость до невероятности отяжелила его большое тело. Но не это печалило его сейчас. Раненая рука постепенно немела, отпуская тягучую боль. Где-то в груди образовался огонь, разгоняя по телу искры жара. И этот жар волновал, не давая покоя.
«Только бы успеть, только бы успеть…». – Мысль эта стучала в висках и заставляла, пересиливая недомогание, передвигать налитые свинцом ноги.
Наконец едва державшийся в седле Вермет встрепенулся и острием копья постучал по крыше повозки:
– Господин бюргермейстер, впереди Витинбург.
Сгорбившийся возничий поднял голову и спросонья натянул вожжи.
– Чего встал? – Из окошка показалось сердитое заспанное лицо Венцеля Марцела. – А, приехали… Туда держи.
– Куда? – не понял возничий.
– К гнилому ручью.
– К этому дому? – Возничий невольно содрогнулся и пустил лошадей в низину, раскинувшуюся в полусотне шагов от северных ворот Витинбурга.
Вскоре повозка и всадники остановились среди редкого осинника.
– Что еще? – все так же сердито спросил бюргермейстер. На этот раз он уже поленился выглянуть в окошко.
– Вон этот дом, – ответил возничий, в голосе которого чувствовалась напряженность.
– Хорошо. Устраивайся. У тебя удивительная мазь. Голова не болит и не кровоточит. Слышишь меня, «Эй»? Вечером кого-нибудь пришлю…
Возничий помог стражникам достать из ящика позади повозки большие узлы своего попутчика и уложить их между деревьями.
– Да, славная мазь. Моя рана уже не горит огнем, – вяло улыбнулся Вермет, обтирая о плащ руки коснувшиеся вещей своего спасителя. – Иди сам. Да поможет тебе Господь…
Мужчина в широком плаще, не сказав ни слова, подхватил на плечо самый большой из узлов и стал спускаться с пригорка в сторону чернеющего среди низкорослых елей дома.
Не проявив никакого интереса ни к самому дому, ни к тому, что его окружает, мужчина быстро прошел свой путь и ввалился в дощатую дверь. Тут же, прямо у порога, он сбросил свой груз и поспешил за остальными вещами. Только перетащив свои узлы, он обвел взглядом просторное помещение и удовлетворенно кивнул, заметив в углу сложенный из природного камня очаг.
– Огонь, мне нужен огонь, – скороговоркой промолвил новый жилец и, сбросив плащ, стал развязывать свои узлы. Осторожно, с любовью переложив многие баночки, горшочки, узелки и деревянные ящички, он с поспешностью схватил небольшой топорик и бросился к деревянным полкам, во множестве тянувшимся вдоль стен.
