Несмотря на то, что все, кто вращается в окружении короля, шпионят друг за другом, мессир де Ногарэ и его высочество де Валуа соблюдали молчаливый статус кво. Валуа имел дело с государственной казной, занимался королевской армией, иногда даже успешно; Ногарэ же чаще всего действовал за занавесом, управляя королевством или охраняя суверена. В конечном итоге такая комбинация устраивала обоих, что не мешало ни одному, ни другому по крупицам собирать про запас сведения, которые могли бы опорочить соперника.
Если б Валуа, в список основных добродетелей которого вовсе не входила политическая тонкость, уже раскрыл двойную игру вышеупомянутого секретаря, Эстревер не дал бы за шкуру хитреца и мелкой монеты.
* * *
Аделин д’Эстревер вытащил шпагу и принялся яростно рубить нижнюю ветку дерева. Господи, как его раздражает все это! Это настоящая чума – ленивые и никчемные люди, которым надо оказывать всяческое содействие. Что ни сделай, их все не устраивает!
Арно де Тизан все тянул, не давая ему желаемого: средства понравиться его высочеству де Валуа! Впрочем, ни Тизан, ни Карл де Валуа не были в курсе его участия в ненавистном деле. Да еще какого! Брат короля известил его о своем желании: дестабилизировать Жана II Бретонского в его владении Ножан-ле-Ротру. Как и всем власть имущим, ему было безразлично, каким способом ему доставят требуемое. Он ровным счетом ничего не хотел знать об этом; для него был важен лишь результат.
Целыми неделями Эстревер размышлял, пытаясь доискаться, не было ли какой-нибудь неприятной истории, касающейся Ги де Тре. Тщетно. Де Тре показал себя фатом и, без сомнения, не справлялся со сложившейся ситуацией. Но и только. Такой человек был бы более уместен при дворе, чем на должности бальи. Здесь не найти даже повода, чтобы высечь кошку, а тем более доставить затруднения герцогу Бретонскому.
Два с половиной года назад на одной из улочек Ножана было обнаружено тело мальчишки. Он был задушен – возможно, кем-то из родителей, желающим избавиться от лишнего рта, или посетителем таверны, которого тот попытался обворовать. А может быть, то был другой ребенок – постарше или покрупнее, – с которым убитый не поделил кусок хлеба. Одним словом, самая обычная история в эпоху, когда палачи получали прибавку к жалованью, вылавливая в реках утопленных младенцев. Вот тогда эта мысль и пустила корни в голове старшего бальи шпаги: серия гнусных и непристойных убийств детей. Невеликой проницательности Ги де Тре вряд ли хватило бы, чтобы увидеть, кто за этим стоит. Немного коварства, несколько слухов, пущенных то там, то здесь, и в конце концов любой поверит, что он причастен к этим чудовищным событиям. Народное недовольство обернется беспорядками, а может быть, и бунтом. И, конечно, нашлось несколько идиотов, которые клялись и божились, будто своими глазами видели, как прошлой ночью Ги де Тре шатался по улицам, будто какой-то жулик. К удовольствию его высочества де Валуа, скандал коснулся Жана II Бретонского, так как Ги де Тре был его протеже. И вдруг неожиданно монсеньор де Валуа недвусмысленно дает ему понять, что «зловещее дело в Ножан-ле-Ротру» его больше не интересует. К тому же добавив усталым тоном:
– Политика, мой дорой Эстревер, политика! То, что создается сегодня, завтра разрушается. Но что бы там ни было, я не вижу, чтобы вы продвигались к счастливому завершению этой истории.
Этот скрытый упрек поверг Аделина д’Эстревера в трепет. Разве можно было предвидеть, что Жан II окажет им такую любезность, позволив стене в Лионе обрушиться на него во время процессии, когда он вел папского мула? Однако же его кончина открыла Карлу де Валуа путь к тому, чтобы восстановить союз с герцогством Бретонским…
Чума на этого Тизана, который продвигается недостаточно быстро! Впрочем, Эстревер не доверял ему и поэтому не стал посвящать в свои истинные планы. Помощник бальи был излишне сентиментален, что при его должности было довольно неуместно. Ведь что такое человеческое правосудие? Нечто вроде рожка с молоком, который дают ребенку, чтобы не плакал, средство, с помощью которого бедных и обделенных разумом заставляют поверить, будто о них и в самом деле заботятся. Человеческое правосудие никогда не касается власть имущих, разве что когда те оказываются настолько глупы, чтобы творить злодеяния на глазах у всех. Себя же он считал достаточно умным пройдохой, чтобы проскользнуть сквозь сеть.
