Окрестности Ножан-ле-Ротру,
октябрь 1305 года
После заутрени молодая служанка объявила о прибытии Фирмена Гуарда. Баронесса-мать продолжала одеваться с помощью неловкой Мартины, руки которой одеревенели от старости. Но мадам Беатрис ценила ее за очаровательную живость, которая не уменьшилась с годами, и бойкий язычок – иногда ядовитый, но довольно забавный. Тем более что Мартина испытывала самое искреннее обожание к урожденным Вигонренам, оставляя свое злословие и ядовитые замечания для всех остальных, что было еще одним ее достоинством в глазах хозяйки.
– Ах-ах, Фирмен! – воскликнула она, когда молодая служанка покинула комнату.
– Это твой родственник?
– Ну да, есть у меня это сомнительное преимущество… Я хорошо знала его отца, который помер два года назад. Если хотите знать мое мнение, мадам, и тот, и другой из одного теста. И вовсе не из пшеничной муки! Вечно пытаются урвать себе хоть один денье то тут, то там… Да такие покойную мать три раза продадут! Ну разве что сынок, как мне рассказывали, еще большая лиса, чем отец. Не стоит им доверять, мадам, вот что я скажу со всем моим почтением.
– Значит, лис, лиса и денье… Что бы я без тебя делала, Мартина?
– Это потому, что я от всей души служу этой семье, мадам. Прекрасным людям.
Кроме искренней привязанности, которую она испытывала к мадам де Вигонрен и ее дочери, Мартина знала, что она уже слишком стара, чтобы найти себе другое место. Поэтому она с необычайной ловкостью смешивала разумные советы со сплетнями, которыми развлекала хозяйку, добавляя немного лести, доставлявшей той удовольствие, что и обеспечивало Мартине кров и стол в дополнение к маленькому жалованью.
* * *
Беатрис де Вигонрен неподвижно встала перед высокой дверью приемной, которая после кончины ее супруга почти не использовалась, а отапливалась и того меньше. Всякий раз, оказавшись здесь, она вспоминала о грандиозных застольях, пирушках, веселье и танцах, немного экзальтированных труверах, напыщенные стишки которых очаровывали дам и заставляли кавалеров фыркать в ладонь. Тогда она была такой молодой, такой очаровательной… И такой влюбленной. Франсуа, ее Франсуа, какой прекрасный образчик сильного человека! Франсуа обожал жизнь, любовь, женщин – без сомнения, и других, совсем немного, – охоту, праздники… Она же чувствовала, что сердце готово выпрыгнуть от радости, когда ночью он приходил в ее апартаменты. Какой любовник! Какой чудесный любовник! Она обвивалась вокруг него, а он шептал ей на ухо:
– Мой нежный дрозд…
Она надувала губы и возражала тонким жеманным голоском:
– Но вы же их едите, Франсуа!
– О, я вас только немного погрызу, моя душенька!
Ей так его не хватало… Беатрис часто думала о том дне или той ночи, когда он испустил свой последний вздох. Она улыбалась при мысли, что уже совсем скоро присоединится к нему. Но следующая мысль умеряла теплоту, которую вызывала такая перспектива. Эта подлая мерзавка Маот не сможет ускорить ее встречу с Франсуа. Она сама себе в этом поклялась. Ну уж нет!
* * *
Войдя в большой зал, Беатрис снова обрела величественное спокойствие, смягченное некоторой долей любезности. Фирмен Гуард ждал ее, сидя на длинной скамейке у стола. Приблизившись, она уставилась на него долгим внимательным взглядом, не говоря ни слова. Краска залила толстые щеки фермера; он вскочил, сдергивая с головы войлочный колпак, и сложился в поклоне.
– Приветствую, мэтр Гуард. Я немного знала вашего отца.
– Который говорил столько хорошего о вас и вашем супруге.
– Не сомневаюсь в этом ни одного мгновения, – заметила баронесса с колкой иронией. – Итак, насколько я поняла, мои земли причиняют вам какие-то затруднения?
Лицо фермера печально вытянулось, как у человека, который только что похоронил всех своих детей.
– Ох, да, это так, мадам баронесса. Уж такие затруднения…
