– Такая женщина определенно пришлась бы мне по сердцу! – пошутил мэтр Высокое Правосудие.
* * *
Разговор прервал осторожный стук в дверь. Матушка Крольчиха сообщила:
– Завтрак уже на столе. Я приготовила и на вас, мессир доктор. О, мне так жаль, так жаль, что я была настолько неделикатна…
– Ну что вы, что вы… Эта ужасная новость потрясла нас всех, – громко ответил доктор, чтобы женщина смогла его расслышать. – Спасибо, голубушка, мы сейчас спустимся.
Повернувшись к Ардуину, он тихо добавил:
– А потом мы отправимся освидетельствовать тело бедного малыша, он сейчас лежит в оружейном зале замка Сен-Жан. А затем я буду вынужден вас оставить; нужно посетить одного маленького пациента. Милого ангела Гийома. Я сильно сомневаюсь, что он выкарабкается. Какая жалость! Мне случалось видеть много детских смертей, но все-таки… К этому невозможно привыкнуть. Мне это кажется таким… неправильным… Хотя это слово здесь вряд ли будет уместным.
Ножан-ле-Ротру, октябрь 1305 года.
Еще позже
Матушка Крольчиха охотно согласилась подержать у себя пса Энея и пообещала его кормить во время отсутствия его нового хозяина.
Они поднялись к замку Сен-Жан по узкой и длинной дороге, круто забиравшей вверх, – идеальная защита для замка[158]. Доктор очень устал; он тяжело дышал, держась за бок. Привыкший к виду этого большого каменного здания, которое угнездилось на вершине огромного холма, Антуан Мешо не обращал на него внимания. В противоположность ему, Ардуин был очарован архитектурным совершенством замка – внушительным зданием с башнями по бокам, его простотой и сдержанной элегантностью. Встретивший их вооруженный охранник узнал доктора. Они пересекли террасу, протянувшуюся перед главной башней. Следуя за немногословной охраной, вошли в просторный оружейный зал, стены и пол которого были выложены серо-белым камнем. Затем охранник концом протазана[159] указал им на деревянный стол перед большим камином и так же безмолвно удалился. Они подошли к чему-то небольшому, вытянувшемуся на столе под саваном из темной шерсти. Мешо снял шляпу и перекрестился, шепотом добавив:
– Я полагаю, что становлюсь слишком старым, чтобы созерцать всю гнусность мира.
Венель-младший медленным и аккуратным движением открыл маленькое изуродованное тело.
* * *
Ему, скорее всего, не было и восьми лет. Темные прямые волосы слиплись от грязи и пыли, тощее тело с выпуклыми боками было исполосовано кнутом, низ живота и рот в крови. Как и другие, он был лишен мужских гениталий, даже еще не став настоящим мужчиной.
Ардуин Венель-младший приподнял верхнюю губу. Все резцы и клыки мальчика были вырваны. Невероятное, ледяное спокойствие охватило мэтра Правосудие. Однажды, днем или ночью, он окажется наедине с виновным в этих неслыханных злодеяниях. «Око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, ожог за ожог, синяк за синяк, рана за рану». Никогда еще общеизвестные законы, изложеные в Книге[160], не знали более сурового применения.
Ардуин проклинал неведомого преступника перед лицом Господа.
Зуб за зуб.
– Ах… Агнец божий, у остальных тоже… все зубы… – стонал доктор. – Неужели это чудовище может быть еще более жестоким? Ох… может быть, этот ребенок был уже мертв, когда… когда… – пытался он найти себе хоть крохотное утешение.
– Нет. Крови слишком много. Он был очень даже жив. Остается лишь надеяться, что он был уже без сознания, – заявил мэтр Высокое Правосудие странно спокойным голосом. – Давайте перевернем его… чтобы увидеть… Ну вот, теперь я испытываю нужду в вашем искусстве.
Сжав губы, Антуан Мешо осмотрел спину мальчика. Ягодицы были тоже испачканы кровью.
– Его… жестоко изнасиловали.
– Хорошо.
Потрясенный этой странной реакцией, доктор уставился на невозмутимое лицо Ардуина. Серые глаза вглядывались в тощие лопатки, покрытые красноватыми полосами, оставленными широким ремнем. В мозгу Антуана Мешо вспыхнула неуместная ужасающая мысль: сейчас этот серый цвет глаз представлялся ему цветом ада. Никаких других: ни красного, ни огня, ни черного. Он как будто только что мельком заглянул в преисподнюю.
Мэтр Правосудие Мортаня раздвинул пальцами волосы мертвого ребенка, чтобы ощупать череп. Он срезал несколько прядей на макушке и нагнулся над мертвым телом. На черепе обнаружилась кровавая рана в форме звезды, осколки костей впились в мозг.