Ногарэ вспоминал старую кормилицу, которая любила повторять: «Не разбив яйца, не сделаешь омлет». Господь всемогущий! В течение всей своей жизни он неизменно убеждался в правильности этой максимы.
* * *
Кто-то осторожно постучал в высокую резную дверь кабинета, отвлекая Гийома де Ногарэ от размышлений. Он сухо и отрывисто бросил:
– Войдите.
Молодой человек в камзоле с вышитым гербом Карла Валуа, согнувшись в поклоне, приблизился к столу. Лицо его показалось Ногарэ смутно знакомым; должно быть, он уже сталкивался с ним в цитадели.
– Мессир…
– Да?
– Эмиль Шапп, почту за счастье служить вам.
– Гм…
Ногарэ совершенно не представлял себе, что мог от него хотеть этот молодой человек с такими светлыми короткими волосами, что сквозь них проглядывала розовая кожа.
– Я жду! – раздраженно поторопил его советник.
Детское лицо посетителя тут же покраснело. Дрожащим от волнения голосом он принялся объяснять:
– Мессир, я имел дерзость прийти к вам, чтобы умолять о месте помощника секретаря. Как я уже упоминал, у меня бойкое перо, я читаю и пишу на латыни и прекрасно разбираюсь в цифрах. Вы были так бесконечно добры, что выслушали меня и дали понять, что если вашего писца по каким-то причинам не будет на своем месте…
Ногарэ ничего не помнил об этой встрече. Не то чтобы это его удивляло – он довольно часто давал такие уклончивые ответы тем, кто его не интересовал или не мог быть ему полезным, едва выслушав просителей.
– …Я, как и все здесь, знаю о вашей бесконечной преданности королю и о том, что вы, должно быть, противостоите стольким недоброжелателям. Я прихожу в сильнейшее негодование, когда слышу, как всякие недостойные твари стараются принизить ваш достойный всякого восхищения труд…
Ногарэ вздохнул и раздраженно поджал тонкие губы. Этот Эмиль Шапп начинал действовать ему на нервы.
– …Поэтому когда я слышу, что говорят в окружении монсеньора де Валуа, которому я имею честь служить, даже находясь в отдалении, я… чувствую себя безмерно оскорбленным.
Известие о том, что злые языки действуют среди верных сторонников Карла де Валуа, вовсе не удивило мессира де Ногарэ. Во всяком случае, услышанное возбудило его любопытство. Он по опыту знал, что пересуды придворных могут стать настоящим ядом, особенно если ими пользоваться с достаточной ловкостью.
– Так что вы хотите сказать?
Ногарэ вспомнил этого молодого человека. За два года службы у брата короля Эмиль Шапп продемонстрировал безграничное честолюбие, которое безуспешно пытался спрятать за показной скромностью. Он ревностно относился к своим обязанностям и работал лучше других секретарей, демонстрируя неплохие умственные способности. Он также не скупился на поклоны и лесть, как только предоставлялся удобный случай. Тем не менее из-за одного досадного происшествия, случившегося несколькими месяцами раньше, его имя вдруг выпало из памяти монсеньора де Валуа, несмотря на то что Шапп служил ему очень долгое время. Поэтому молодой человек решил, что его усилия никогда не увенчаются успехом и что он должен найти себе другое пристанище, где к нему отнесутся более благосклонно. Как, например, служба у мессира де Ногарэ. Он уже давно держал ушки на макушке, тайком наблюдая за братом короля и его окружением. В слухах про «печальную мышь» не было недостатка, но ранее Шаппу никак не удавалось услышать ничего такого, что могло бы послужить ему верительной грамотой или, скорее, разменной монетой при встрече с глазу на глаз с королевским советником. А еще он не был уверен в значимости того бестактного поступка, который готовился совершить. Вот почему Шапп долго взвешивал все «за» и «против», прежде чем испросить аудиенцию у Ногарэ, что означало пойти ва-банк и сжечь все мосты между ним и монсеньором де Валуа. Если сведения, которыми он располагал, не прельстят советника, Шапп мог оказаться в весьма скверном положении. Но стоила ли эта игра свеч?[112] Он по-прежнему не был в этом уверен. Сердце молодого человека билось так сильно, что, казалось, готово было выскочить из груди, когда он произнес:
– Итак, мессир, монсеньор де Валуа много раз принимал у себя старшего бальи шпаги Перша.
