Фермер сунул палец себе в рот, стараясь утихомирить боль. Не сводя с него пристального взгляда, Ардуин схватил собеседника за вторую руку. Тот в ужасе забормотал:
– Нет, нет, смилуйтесь… Чего вы от меня хотите…
– Правды. Справедливости. Ты сейчас же пойдешь просить аудиенции у помощника бальи мессира Арно де Тизана. Он уже ждет твоего визита. И ты перескажешь ему слова Жака де Фоссея.
– Нет, он же расправится со мной, – умолял Фланш, охваченный безумным ужасом.
– Если только его не бросят в тюрьму. В противном случае я сам займусь тобою, и твоя агония будет бесконечной. Ты будешь готов проклясть собственную мать за то, что произвела тебя на свет. Все мое искусство будет к твоим услугам, а оно поистине безгранично. Выбирай же.
Венель-младший принялся медленно и осторожно выворачивать кверху три пальца на левой руке Жермена Флаша. Тот попытался было отбиваться, подняться на ноги, но удар ноги посередь грудины снова выбил из него дыхание. Фермер тяжело рухнул на бок. Ардуин терпеливо ждал. На его изящном лице не отразилось никаких эмоций. Ни один человек, каким бы ловким или массивным он ни был, не смог бы устоять против него. Еще в юности палач выучил, где находятся самые чувствительные места человеческого тела; те, удары по которым будут наиболее болезненными. Он знал, как заставить человека потерять сознание, воздействуя на тыльную часть руки, или, наоборот, не позволить ускользнуть в блаженное забытье.
Ардуин испытал облегчение, поняв, что испытанный им накануне ночной кошмар, прохладная рука, притронувшаяся к его пылающему в горячке лбу, не сбили его с пути, на который наставил его когда-то отец. Путь, приведший его к тому странному состоянию, в котором он находился сейчас, исполняя свою работу: совершенное безразличие к ужасу и страданиям другого человека.
Корчась от боли, Жермен Фланш усердно затряс головой в знак согласия.
– Скажи, что сделаешь это. Поклянись пред лицом Господа. Поклянись своей душой, – потребовал мэтр Правосудие Мортаня.
– Я клянусь своей душой, что донесу отвратительные речи Жака де Фоссея господину бальи, – пролепетал фермер. – После всего этот гнусный злодей мне вовсе не приятель.
– Если ты только вздумаешь мне соврать, берегись, мой друг! Поверь, чтобы вызвать мой гнев, надо быть уж вовсе бесчувственным болваном!
С этими словами Ардуин Венель-младший снова вскочил в седло и скрылся вдалеке.
Мортань-о-Перш, конец сентября 1305 года
Благодаря свидетельству Жермена Фланша взятие под стражу и судебный процесс против Жака де Фоссея прошли так быстро, как мэтр Правосудие Мортаня и не надеялся. Тем более что хлынул настоящий поток других свидетельств; свидетельствовали женщины всех сословий, над которыми он совершил насилие, а также всплыли истории о тех женщинах, которые после надругательства совершили самоубийство. Судя по всему, Жаку де Фоссею было свойственно грубо отбирать то, что ему отказывались дать добровольно. И в этом случае он получал куда больше удовольствия.
Вся его надменность и спесь фата, с которой он сначала свысока принимал заявления многих дам, обвиняющих его в изнасиловании и клятвопреступлении, быстро испарились, стоило ему свести во время допроса близкое знакомство с искусством мэтра Высокое Правосудие. Все происходило согласно законам и обычаям: полчаса пыток по каждому из обвинений, выдвинутых против него. Ардуин переломал ему ноги, медленно вбивая клинья между пластинками «сапога»[64]. Непристойная ругань, которую сначала без умолку изрыгал Жак де Фоссей, быстро сменилась завываниями и жалобными мольбами. Прислонившись к стене камеры пыток, с письменным прибором на шее, который почти что лежал на его объемистом брюхе, секретарь ждал признаний обвиняемого. И они не замедлили появиться. Жак де Фоссей подробно изложил, как совершил насилие и нанес побои Мари де Сальвен и другим женщинам.
Ознакомившись со списком злодеяний, Арно де Тизан впал в ужасный гнев.
– Негодяй, бесчестный клятвопреступник! – кричал он. – Правосудие будет беспощадным.
В самом деле, судьи, назначенные заместителем бальи, вынесли самый суровый приговор, предусмотренный за такие преступления. Это произошло по окончании процесса, который длился всего лишь от полудня до вечера.
