Она, чувствуя, что краснеет, попыталась обратить все в шутку:
— Не понимаю, почему вы так стараетесь сдерживать себя. Я не стану сопротивляться, мы одни на этом пустом берегу, и ваша попытка соблазнить меня хотя не в правилах джентльмена, но принесет вам желаемый результат. Я попала в ловушку.
Он увидел, что она не кокетничает и не старается его уколоть. Она действительно его опасается.
— В ловушку? Нет, вы не правы. Вы вольны уйти, если хотите. Я не стану вас удерживать.
Она затаила дыхание. Его нетрудно было понять. Они стояли так близко, что она, в своем тонком, очень открытом летнем платье, почти касалась его груди своей полуобнаженной грудью, с заметно затвердевшими от подувшего холодного ветра сосками. У Дельфины закружилась голова, желание затуманивало мозг, парализовало волю, она ничего не видела, кроме этого красивого, склонившегося к ней лица, а его голос, глубокий и бархатистый, проникал в самое сердце.
— Вы хотите, чтобы я ушла? — прошептала она.
— Нет. Потому что иначе я не смог бы сделать вот так.
И поцеловал ее продолжительно и нежно, уверенный, что его поцелуй желанен и она ждет его. Оторвавшись, обвел легонько языком изгиб ее верхней губы.
— Теперь вы меня поцелуйте.
Ее губы покорно раскрылись под его губами, она закрыла глаза и сама прильнула к нему. Их поцелуй становился все более чувственным, страстным, требовательным, оба были охвачены горячим нетерпением перейти к более интимным ласкам. Обоих охватило знакомое безумие, грозившее взрывом. Она уже не могла сопротивляться и подчинилась бы любому его желанию. Но он неожиданно оторвался от ее губ, чуть откинулся назад, подождал, когда она откроет глаза, и заглянул в них испытующим взглядом, в самую глубину, как будто искал там ответ. Она сразу утонула в темной синеве, выражение глаз было требовательным, почти властным, волнующее возбуждение нарастало. Он увидел ответ в ее глазах, но вдруг отпустил ее и, тяжело дыша, произнес:
— Идите в дом, Дельфина. Я приду через несколько минут.
Она неуверенно заглянула в его глаза, не понимая перемены в его настроении. Потом покорно произнесла:
— Как вам угодно.
Повернулась и пошла в дом. Он смотрел ей вслед, она не обернулась. Постепенно его дыхание выровнялось, и он снова стал смотреть на горизонт, где медленно погружался в море сверкающий огненный шар. Подождал его полного исчезновения, вздохнул, провел языком по губам, вспоминая ее поцелуй — чувственный и не оставлявший сомнений.
Он не часто стыдился своих поступков, но какой-то дьявольский импульс заставлял его причинять ей боль — словами или грубостью прикосновений. И признавал, что причина в том, что он начинал серьезно увлекаться ею, испытывал нежное чувство, хотелось защитить ее, и ему это не нравилось. Прежняя жизнь вполне его устраивала. И до появления в ней Дельфины не было никаких сожалений, ни угрызений совести, а главное — никаких любовных привязанностей. Знакомая боль пронзила сердце, и он поспешно отогнал те мысли и образы, которые старался запрятать как можно глубже и не вытаскивать их из памяти. Он поклялся больше не верить ни одной женщине. Однажды он полюбил, той любовью, о которой сегодня с такой горячностью говорила Дельфина. Он не сомневался в искренности ее убеждений, но нарочно старался дразнить ее, изображать закоренелого холостяка с очерствевшим сердцем. Не стоит мерить ее той же меркой, как ту, которая так ранила его.
Дельфина совсем не напоминала обманщицу Марию. Он с трудом подавил вспыхнувшую горечь и обиду при воспоминании о прекрасной и вероломной сеньорите, в которую без памяти влюбился в Испании. Даже воспоминания оставили горький привкус во рту. Он вычеркнул Марию из своей жизни. И поклялся, что не совершит больше подобной ошибки, вновь доверившись женщине.
