У Иванова сладко защемило сердце — вот она, заветная мечта! И он принял предложение Милишевского. Он остался в России, а в тридцать девятом году, сфабриковав документы, перебрался в Среднюю Азию. Богатое поле деятельности открылось для Иванова, и Милишевский достойно оценил находчивость своего давнишнего друга. Сам он совершал дальние вояжи по Европе и Азии, вербовал белоэмигрантов, скупал и перепродавал исторические ценности. Трест, созданный им, рос и становился все более авторитетной организацией. В тридцатых годах его пробовали завербовать в разведку. Милишевский вывернулся из ловко расставленных сетей, конечно, не без помощи своих друзей и денег. Правда, он поплатился самостоятельностью — теперь его действия контролировала другая, более сильная организация. Фактически она поглотила трест Милишевского, но сам Милишевский от этого особенно не пострадал: в его сейфы, как и прежде, стекалась львиная доля добычи.
Идею найти и ограбить библиотеку Улугбека Милишевский вынашивал уже давно. Именно для этой цели и понадобился ему Иванов. Смелый, решительный, умный человек.
Через верных людей в Герате Иванов раздобыл древний план. Кусок телячьей кожи, хранящий заветную тайну. Нет-нет, не ошибся Милишевский в Иванове, знал, к кому посылает под видом туриста работника крупного научного журнала, своего эмиссара Чернявского.
— Свяжетесь с Ивановым через Кореловых, — сказал он перед отъездом в просторной комнате гостиницы, где снимал номер. — Иванов — уважаемый в городе человек. В сорок шестом году он женился — взял женщину с грудным ребенком. Это было необходимо, понимаете? Но жена вскоре умерла... С тех пор Иванов живет вдвоем с неродной дочерью. Впрочем, девочка этого не знает... Как видите, вполне нормальная счастливая советская семья.
Милишевский улыбнулся. Он умел убеждать даже самых отчаянных скептиков.
Теперь мысли Чернявского перекрещивались с воспоминаниями Иванова.
А этот — Семушкин?
О нем тоже говорил Милишевский. Семушкин осуществит самую трудную часть операции. Он молод, энергичен. А все остальное проделает другой человек. Сокровища уплывут, и русские даже не успеют их хватиться...
Инженер потер лоб, невидящими глазами уставился на Теплова. В дверях появилась Галина, поставила перед ними чайник с холодным чаем и две пиалы. Иванов рассеянно поблагодарил ее.
Подошел Карим, что-то сказал Чернявскому. Глаза иностранца блеснули. Теплов уловил лишь несколько фраз. Кажется, речь шла о поисках рецепта глазури.
— И давно ваш дедушка над ней работает?
Карим ответил. Чернявский протянул ему сигареты. Оба окутались дымом, мирно беседуя у окна.
— Да, так на чем же мы остановились? — спросил Иванов, разливая чай.
— Вы хотели рассказать мне о трудностях, связанных с восстановлением западного минарета, — напомнил старший лейтенант.
— Это длинная история, и времени нам сегодня, пожалуй, не хватит, — Иванов взглянул на часы. — Вы заметили, как наклонился минарет?
— Он падает, — громко сказал Теплов. Чернявский вздрогнул.
«Нервы у тебя не в порядке», — подумал Гриша, подымаясь из-за стола.
Днем, выбрав момент, когда в мастерской никого не было, Иванов зашел и быстро проговорил:
— К семи вечера жду у себя в конторе...
«Кажется, начинается», — тревожно подумал Теплов.
День тянулся бесконечно долго. Сегодня работали на куполах. Карим подбирал рисунок. Теплов помогал ему. С непривычки кружилась голова. Двор мечети казался узким, а хауз, в котором отражалось ярко-синее небо, совсем маленьким, почти игрушечным. Вон, под деревом, как и всегда, сидит дедушка Карима, колдует над своими растворами. Ходят люди, проезжают автомашины, а здесь, наверху — слепящая лазурь да легкий ветерок.
Карим улыбается, кивает головой.
— Ну, как?
— Еще спрашивает! Тоже в первый раз, наверное, не чувствовал себя героем.
...К инженеру Теплов пришел с опозданием. Во дворе уже было пусто. Только у склада разворачивался грузовик, привезший алебастр.
Теплов решительно потянул на себя обитую матрацем старенькую дверь.
— А, мастеровой, заходи, заходи! — приветствовал его с порога голос невидимого Иванова. — Вот сижу, жду. Подумал уже — не придешь...
