– Но почему? Что сподвигло его к этому?
– Со стопроцентной уверенностью здесь ничего утверждать нельзя, – со вздохом надела очки фрау Зенгер. – Но мы исходим из того, что толчком послужил репортаж в средствах массовой информации. Видимо, какой-нибудь сюжет по телевизору о вас так глубоко его тронул, что послужил своеобразным переключателем.
– Переключателем?
– Да, так мы называем фазу перехода. Обычно она проявляется в полнейшем нервном срыве, который начинается с разговоров с самим собой, инкапсулирования, то есть замыкания в себе, и отрешения от внешнего мира, вплоть до саморазрушительного поведения. В подобных случаях мы должны ввести такому пациенту успокоительное и доставить его в комнату интенсивного кризисного вмешательства. Когда он просыпается, то часто начинает ощущать себя другой личностью.
– Вы сказали, что у него состояние «беглеца». От чего он старается убежать? – переспросила Рикарда.
Во время предварительной беседы с фрау Зенгер мать Макса рассказала, что никогда не переставала искать своего сына. Она нанимала частных детективов, помещала объявления о розыске и даже обращалась к ясновидящему. Все ее средства были истрачены на поиски, а когда через год деньги закончились, то ей даже пришла в голову мысль продать журналистам «историю» о своих отчаянных исканиях. К счастью, публикации о ее визите к прорицателю так никогда и не появились.
– Он старается убежать от самого себя, – ответила фрау Зенгер на вопрос Рикарды.
Затем она решила пояснить своим гостям:
– Патрик Винтер совершил трагическую ошибку, из-за которой потерял своего двухлетнего сына. Во время страшной жары он забыл его в машине, занимаясь делами страховой компании.
– Ужасно!
– Да. И с чувством своей вины за это он не справился. Через несколько месяцев после несчастья он хотел покончить с собой. Облив себя бензином, Винтер явился в детский сад своей дочери и с криками, что хочет сгореть так же, как и его сын, попытался устроить самосожжение.
– Боже всемилостивый! – вырвалось у Рикарды.
– Его удалось спасти, и он отделался только ожогами кожи головы, – продолжила фрау Зенгер. – Однако, к сожалению, именно это и явилось, скорее всего, причиной появления у него рака кожи. Но такая страшная болезнь – не самая главная его проблема.
Фрау Зенгер на мгновение замолчала, видимо решая, стоит ли ей выпить стакан воды, а потом добавила:
– Он попал в психиатрическую лечебницу, но и здесь ему не удалось избавиться от переполняющей его боли и ненависти к самому себе.
– Ненависти? – переспросил Тилль.
– Да. Он так ненавидит себя, что пытается вытеснить свою личность, ища, как улитка, новый дом. И даже самый маленький импульс – какая-нибудь картинка, разговор или телепередача, как я уже говорила, могут заставить сработать переключатель.
В этот момент Тилль поднял руку, как ученик в школе, и произнес:
– Получается, что когда он оказывается в этой комнате интен…
– Комнате интенсивного кризисного вмешательства. Верно. Когда он в последний раз в ней очнулся, то был вами, господин Беркхофф, думая, что его зовут Тилль, что он – пожарный и у него есть сын Макс, которого похитили. Однако внешне Винтер сохраняет свое настоящее имя, что значительно усложняет нам задачу по диагностике и лечению.
После таких слов ворот стал мешать уже не Тиллю, а фрау Зенгер, которая почему-то вспотела, несмотря на направленный на нее вентилятор.
– Мы никогда не знаем, какой личностью он себя вообразит, и поэтому каждый раз приветствуем его как нового пациента, – продолжила она. – Даже другие пациенты стали привыкать к такому, хотя некоторые из них вносят путаницу, когда начинают рассказывать Винтеру о событиях и поступках, о которых он не помнит, поскольку уже полностью переключился на новую личность.
Тут фрау Зенгер грустно улыбнулась и добавила:
– В прошлый раз, например, он считал себя детективом, который должен раскрыть махинации с выставлением счетов в нашей клинике. Самое интересное заключается в том, что ему на самом деле удалось встать поперек дороги одному из наших главных врачей во время своего «расследования».
