— И это не может быть Генри. Это просто смешно. Он всегда был хорошим другом. Без его помощи я не смогла бы отстоять Колтрейн-Хаус.
— Шерлок — хороший друг? Ха! Полагаю, Джек так не думает. А если так не думает Джек, значит, и мы тоже. Правильно? Что, если мы намекнем глупой девчонке на ее ошибку? — Клэнси свесился с ветки и помахал указательным пальцем над головой Мери. — Он мнимый друг, мисси, вот кто он такой!
Мери смахнула с колен упавшие с дерева листья и посмотрела вверх на темные ветки. Странно. Не было ни ветерка, и листья были свежие, зеленые, а не увядшие.
А потом она втянула носом ночной воздух и улыбнулась.
— А-а, вы здесь. Я почувствовала вашу близость. Ах, как бы мне хотелось, чтобы вы могли говорить, увидеть вас хотя бы еще разок. Простите, что не пустила вас сегодня в кабинет, но я знаю, как вы себя ведете, когда волнуетесь. Звените люстрой, издаете какие-то звуки. Вы должны научиться контролировать себя. И больше не делать так, чтобы я спотыкалась, потому что у нас с Джеком все получится, но в свое время. Мы поняли друг друга?
Мери настолько верила в присутствие Клуни и Клэнси, что не чувствовала себя дурочкой, когда говорила с ними.
Дверь дома распахнулась, будто приглашая Мери войти. Кто-нибудь другой поклялся бы, что дверь открылась от неожиданно налетевшего порыва ветра, хотя не было даже легкого ветерка. Практичный Джек, вероятно, сказал бы, что непрочный крючок слетел сам собой.
Но у Мери было свое мнение на этот счет.
— О! Значит, я должна быть хорошей девочкой и пойти спать? — улыбнувшись, сказала она. — Хорошо, если вы настаиваете. Сегодня и правда был тяжелый день. Но больше никакого сводничества, договорились? Обещайте.
Мери прождала целую минуту, но ничего не произошло. Не падали листья, не было слышно ни звука, а дверь оставалась открытой.
— Понятно. Значит, вы так решили? И вам не стыдно? Мери пошла к открытой двери, потом повернулась и бросила взгляд в темный сад.
— Спасибо вам! — усмехнулась она, закрывая за собой дверь.
Клэнси отпустил Клуни, которого крепко держал, зажав ему одной рукой рот, а другой — обняв его за пухлое тело.
— Понял? — сказал Клэнси. — Хорошо, что я тебя остановил. Лгать не было необходимости. На самом деле она не против, чтобы мы вмешивались.
Клуни расправил свою голубую бархатную двойку и потер рот, стараясь вернуть челюсть на то место, где ему больше всего нравилось, чтобы она была.
— Вмешиваться? Разве мы когда-нибудь вмешивались? — Клуни хитро улыбнулся. — А вообще-то пора и нам ложиться спать, чтобы завтра проснуться пораньше и опять «не вмешиваться».
Джек ворвался в большую гостиную. Он был в ярости.
— Мери! Есть в этой проклятой развалине хотя бы одно место, где не стучали бы молотками и не пререкались бы громкими голосами о достоинствах полосатого шелка по сравнению с голубым дамастом? Мери, ты меня слышишь? Я с тобой говорю?
Над его головой среди изогнутых рожков люстры два сонных привидения протирали глаза.
Мери обернулась и, улыбаясь, вынула из ушей ватные тампоны.
— Я думала, мне послышалось. Ты кричал, Джек? В чем дело? Я занята, — сказала она и продолжила свое важное дело, состоявшее из перевертывания страниц книги с рисунками различных видов кирпичных труб.
Джек вырвал у нее книгу.
— Ты нарочно все это делаешь, да? Я попросил тебя взять в свои руки обновление дома, и ты решила меня этим наказать? Я захожу в свой кабинет и что же я вижу? Какой-то человек обмеряет стены и поет во весь голос. По-итальянски.
— Стены нуждаются в ремонте и покраске. Ты же знаешь, в них полно дыр от пуль и вмятин оттого, что в них швыряли всякие предметы. Мы думаем покрасить их в темно-зеленый цвет, а понизу обшить деревянными панелями… Тебе понравится, Джек.
Джек бросил на нее свирепый взгляд, стараясь не замечать, как прелестно она выглядит в белом, с желтыми цветочками, платье, с волосами, небрежно заколотыми на затылке. Он догадывался, что стычка спланирована заранее. Продумано и платье, и место, возможно, даже сам момент, когда он найдет ее, чтобы выплеснуть свой гнев. Точно он, конечно, не знал, но был намерен это выяснить. Впрочем, одному Богу известно, признается ли Мери. Он ей подыграет, хотя рассержен на самом деле.
