И Сашка трет кулаками глаза и опять смотрит в небо и слабо машет знакомому и незнакомому Вите рукой.
Маленький самолет приближается, покачиваясь с крыла на крыло. Что бы это значило? Сашка перестает вертеть вскинутой рукой и видит, как летчик отодвигает прозрачный колпак, тоже вытягивает из кабины руку и тоже машет ею. Прощается? Нет, он снижается и делает круг над сейнером, он так близко, что виден тросик антенны, малиновый в закатном луче, и вдруг от руки Саенко отделяется что-то и летит вниз. Вымпел! Саенко выглядывает из кабины, свесив голову набок, и голова его наполовину перетянута чем-то белым. Как у раненого.
Но рассмотреть Сашка не успевает, глаза его поймали и держат красную черточку вымпела на воде, а самолет уходит, гул мотора тише и тише. Сашка и не знает, что Саенко спешит к зубному врачу.
Ведром на длинной веревке, которым черпают из-за борта воду, чтобы драить палубу, он подхватывает вымпел с первого взмаха. Удачно! В красном поплавке — записка.
«У Синих камушков рыба, — читает Сашка. — Подошел большой косяк судов на десять. Зови всех. У меня отказала рация. Привет. Саенко».
Он читает раз, второй, третий. Вот и все. Так коротко и так много сказано. Есть рыба! Самолета уже не видно. Надо бежать в рубку и торопить все промысловые суда в квадраты 502–506, к Синим камушкам, как ласково зовут их меж собой рыбаки, потому что вокруг них вода всегда самая синяя, неправдоподобно синяя, может, так тени падают, когда солнце бьет сбоку, что вода светится искренней синевой, а сами камни, разной высоты, пористые, щербатые, сами камни рыжие и серые в разное время дня.
Сашка от этих камушков далеко и первым туда не придет.
В рубке Марконя дремлет, положив голову на рацию. Рация — штука жесткая, металлический ящик, и Марконя подсунул под щеку ладошку. Волосы у него на голове торчат ежиком, а глаза, даже закрытые, чуть-чуть навыкате.
— Очнись! — толкает его Сашка.
Марконя вздрагивает, прокашливается и сейчас же начинает кричать:
— Я — «Ястреб», я — «Ястреб». Саенко, ответь «Ястребу», Саенко, ответь Марконе, — унижается он. — Марконя слушает. Вот черт! Молчит! Все время молчит!
И вопросительно смотрит на Сашку своими телячьими глазами. До чего же у него добрые глаза!
А Сашка делает шаг — на палубу. Почему он не сказал Марконе о вымпеле? Почему не велел немедля выйти на связь с другими сейнерами? Он тихонько огибает всю палубную надстройку и останавливается у рулевой. Там стоит штурвальный Кузя Первый и косит глазами в журнал «Огонек», развернутый и приставленный перед ним к стеклу. Он не видит бригадира.
— Читаем? — хлестким голосом спрашивает его Сашка.
Кузя Первый поворачивается на голос.
— Нет. Картинки смотрим.
На губах у него крошки. Мало того, что он любуется картинками, он еще и перекусывает.
— Пирожка домашнего хочешь?
— Кузя, — обрывает его Сашка. — Кузя, когда это кончится? Еще раз увижу, спишу на берег, хоть ты и Первый. Сиди в библиотеке и трескай бублики!
В самом деле — как несправедливо все еще устроено на планете! Такой флегматичный, неповоротливый, ненаблюдательный парень, ну, просто баба, поперек себя шире, крутит штурвал и мечтает о пирожках, если мать забыла сунуть ему в робу сверток, как детсадовцу, а темпераментный, не будем говорить о нем других слов, братишка Кузя Второй задыхается на почте только потому, что он Второй.
— К Синим камушкам! — командует Сашка.
— Рыба? — оживает Кузя Первый и, накручивая колесо штурвала, кладет «Ястреб» вправо, пока Сашка сдавленно посылает дальнейшую команду в машинное отделение.
— Полный вперед.
Рокочет море за «Ястребом».
А Сашка идет по палубе и вдруг замечает, что палуба пуста. Ни души. Повернув надраенную медную рукоять, он толкает плечом узкую дверь и свешивается с трапа в кубрик. Спят ребята. Утомились от безделия и дрыхнут. Отсыпаются наперед. Висит на столбе, подпирающем нары, гитара и чуть покачивается оттого, что «Ястреб» набирает ход.
Над палубой зашевелился воздух. Как разбуженный, «Ястреб» просит скорости. Прислонившись спиной к белой стенке, Сашка соображает, что никто не видел, как он подобрал вымпел. Никто. Ну и что из этого? Зачем он спрашивает себя об этом? Зачем? А сердце колотится. Его заглушает мотор.
